Они остановились у перекрестка, где падре впервые столкнулся с Кэрол. На противоположной стороне улицы выстроилась колонна из Грейфолдских камней, которую возглавлял отставной священник, живший в новостройке вместе с дочерью и ее семьей. Он был другом Глории Макуэн, а сейчас стал другом Энтони. Он был стар, а старикам в новостройке приходилось особенно трудно. Они становились легкой добычей молодых вооруженных бандитов. Но когда ему рассказали о том, что планируется на сочельник, преподобный Эмерли Симпсон, высохший и согбенный, обошел все квартиры в микрорайоне, вербуя собственных добровольцев.

К тому времени, когда все собрались на тротуаре у отеля, счет шел на сотни. Хэкворт был рад, что так много народу откликнулось на его призыв. Вокруг собралось немало зрителей. Процессия привлекала внимание — собственно, для этого она и была задумана. Святой отец видел толкавшихся поодаль подростков, носивших цвета той или иной шайки, пешеходов, только возвращавшихся с работы, и бродяг, забывших о том, что такое работа.

Здесь были и журналисты. Он узнал одного репортера — молодого человека, собиравшего новости для местной вечерней телепрограммы, которому, очевидно, не терпелось поскорее попасть домой, к семье. Попадались и другие — незнакомые, но безошибочно узнаваемые по аппаратуре хроникеры.

Прибытие процессии «апостолов» заставило толпу раздаться в стороны. Энтони, как главный организатор, должен был возглавлять шествие. Он не добивался этой чести и даже не желал ее. Идея была его, но он не чувствовал воодушевления. Демонстрацию в честь Рождества проводил город, и падре хотелось бы, чтобы речь читал кто-нибудь другой. Однако решение было единодушным. Возглавлять шествие обязаны были он и его прихожане.

Позади отеля «Альбион» был узкий переулок. Многие бездомные, нашедшие себе здесь временное пристанище, смотрели из окон на процессию, сворачивавшую за угол. Вплоть до этого дня переулок украшали контейнеры с мусором и осколки стекла. Теперь же здесь все было чисто и радовало глаз, если не считать общественного туалета рядом с входом в заброшенный склад, стоявший в конце переулка.

Тут не было темно. На крыше склада был установлен сильный прожектор. Он освещал людей, по двое подходивших к дверям. Люди молчали, и лишь лай служебных собак внутри помещения нарушал эту благоговейную тишину.

Когда Энтони и шедшие за ним следом приблизились к дверям, те распахнулись настежь. Склад был едва освещен и совершенно пуст. Здесь не было ничего, кроме паутины и нескольких пустых ящиков. Но в центре, в пятидесяти ярдах от входа, рядом с другим ящиком, виднелись две коленопреклоненные фигуры. Рядом стояли несколько человек. Этот ящик не пустовал. Он не был прикрыт крышкой. Внутри, на ложе, сделанном из одеял, лежал ребенок, с головы до ног завернутый в теплые пеленки.

Достигнув середины помещения, процессия разделилась и окружила две одинокие фигуры, стоявшие на коленях рядом с младенцем.

Сибилла, преклонившая колени с одной стороны, была одета в цвета «Мустангов»: зеленую клетчатую ковбойку и распахнутое черное пальто с разрезом, доходившее до пят. Грязного цвета кепчонка прикрывала ее светлые волосы, но благоговейное выражение, с которым она смотрела на своего младенца, сделало бы честь самой Мадонне.

На Тимоти были цвета «Стайных» — синие рубашка и куртка с опущенным капюшоном и голубая косынка, охватывавшая уши на цыганский манер. Юноша, тоже не отрываясь, смотрел на сына, несомненно гордый своим участием в церемонии.

Процессия втягивалась в склад, а за ними шли зрители, сопровождаемые репортерами. Когда каждый нашел себе место, Энтони кивнул. Все это время четыре огромных пса, сидевших на привязи у дверей, безостановочно лаяли. Теперь же, ведомые своими хозяевами, они двинулись вперед. Инструкторы отдали команду, собаки тут же перестали лаять и легли, положив морды на лапы. С каждой из четырех сторон склада они безмолвно смотрели на разворачивавшуюся перед ними картину, но не двигались с места.

Люди в униформе, ждавшие, когда помещение заполнит толпа, шагнули к центру и поклонились младенцу Христу. В Пещерах не было пастухов, зато были мусорщики и садовники. Были пожарники и полицейские. Одним из тех, кто образовал вокруг Сибиллы, Тимоти и их чада защитный полукруг, был Роберт.

Долго-долго никто не шевелился. В помещении воцарилась тишина. Затем к «яслям» подошли последние из тех, кто ожидал на складе. Это были три женщины, одетые в броскую форму Армии Спасения. Они по очереди подходили к коленопреклоненной матери.

— У меня нет ладана, — сказала одна из спасительниц, — но зато хватит одежды для тебя и твоего ребенка. — Она положила сверток перед ящиком, в котором лежал новоявленный Христосик.

Вперед вышла вторая женщина и вручила свой дар.

— У меня нет золота, но я работаю в отделе социального обеспечения. Я принесла анкеты, которые ты должна заполнить, чтобы получать пособие на ребенка.

— У меня не мирры, — сказала третья, — но я принесла подарок от местной молочной кухни. — Она положила рядом коробку с консервированным детским питанием.

Женщины отошли в сторону и молча встали у ящика.

Энтони кивнул регенту хора церкви святого Павла. Вперед вышли двенадцать певчих, руководитель взял ноту на губной гармонике, и хор запел рождественский гимн. Прихожане дружно подхватили песню.