Все они одним миром мазаны, эти журналисты, даже в провинции. Вечное желание поиздеваться над этими олухами, частными шпиками. Я парирую удар цитатой:

– «Мать римских игр и греческих страстей».

Он обалдел.

– Ого! Вы знаете Бодлера?

– Я знаю кучу всякого народа. С моей профессией это просто необходимо.

– Однако вы хохмач.

– Каких поискать. Поэтому мне хотелось бы, чтобы вы продолжили ваш рассказ об этом жмурике.

– Да, да, конечно… Ну так вот, подвесить эту Кристин, предварительно ее задушив, в надежде, что это сойдет за самоубийство,– это не лезет ни в какие ворота, если только это не проявление бешенства, безумия или глупости. Другие странности: в комнате прибрались – ящики пустые, дверь на лестничную площадку сломана, и, кроме того, этот странный звонок торговке, благодаря которому труп был обнаружен…

– Поверьте мне, старина Дельма, не стоит задерживаться на всех этих мелочах. Пусть с ними забавляется ваш комиссар Вайо. Что из себя представляла эта Кристин, кроме ее сапфических пристрастий, если таковые имели место?

Прежде чем ответить, он оглядывается вокруг. Мы по-прежнему одни в глубине бистро. Успокоившись, он шепчет:

– Послушайте, г-н Бюрма. Это дело меня жутко будоражит. Оно возбуждает и приводит меня в бешенство, потому что, повторяю, я не смогу его раскрутить, как хотел бы. Но вам я обязан этими восхитительными минутами. Это не пустяк. Однако понятия не имею, куда все это меня заведет. Возможно, в тюрягу. Кто знает? Я барахтаюсь в такой каше. Позвольте мне хотя бы задать вам один вопрос. Так у меня хоть будет иллюзия, что я знаю, куда ступить.

– Валяйте.

– Вы здесь не в отпуске. Ладно. Но вы здесь и не по делу Балюна… Если только я не ошибаюсь?

– Нет.

– Еще раз ладно.

Он смотрит на меня с видом умника, отлично знающего свое дело.

– Ответите ли вы мне «нет», если я спрошу вас, не по делу ли вы Гилану?

– Сожалею, что вынужден вас разочаровать,– ведь от вас каждую минуту узнаешь что-то новое,– но и на этот раз «нет».

– Черт! – вырывается у него.– Знаете ли вы, что ваш голос звучит очень искренне?

– Я действительно искренен. Что это еще за дело Гилану?

– О! Да пошли вы…– На его лице появляется выражение отвращения.– Вы ненасытны. Вы меня выжимаете, как лимон… Будьте великодушны. Скажите, над чем вы работаете? Возможно, это позволит нам выиграть время.

– Хорошо. Я знаю, что могу вам довериться. Вот над чем я сейчас работаю.– Я сую ему под нос фотографии Аньес.– Оригинал, часом, не в вашей спальне? Нет, не у вас. Жаль. Она исчезла неделю тому назад, и я разыскиваю ее, не поднимая особого шума. Полиция не в курсе. Ее зовут Аньес Дакоста, она дочь одного араба.

– Одного араба? Послушайте… а этот Балюна, тогда…

– Нет. Ни разу не слышал имя Балюна в этой связи. Но слышал имя Кристин. Они были подружками.

– А! Гилану тоже был одним из приятелей Кристин… ну, то есть… возможно…

– Очень любопытно. Был, вы говорите?

Он смотрит на меня, чуть не плача, затем говорит:

– О Мадонна! Все те статьи, что я мог бы написать, так и останутся на дне чернильницы, я это предчувствую.

– Возьмите себя в руки,– говорю я. – Вот что я вам предлагаю в обмен на ваше лояльное сотрудничество и умение молчать. Напишите ваши статьи, как если бы «Эко» собиралась их напечатать. Если это дело приобретет те масштабы, какие я предполагаю, возможно, ваш главный редактор не откажется их опубликовать. Ну а откажется, так вы их пошлете моему приятелю Марку Кове. Он напечатает их в «Крепюскюль», добавив вашу подпись к своей. Вас, конечно же, выставят за дверь в «Эко», но Кове подыщет вам какую-нибудь работенку в Париже. Идет?

– Вы меня искушаете.

– Ну и не противьтесь искушению. Так что с этим Гилану?

– Это был старый нотариус, восьмидесяти лет от роду, но еще очень деятельный, как в профессиональной сфере, так и в других областях. Что-то в духе Феликса Фора.

– В самом деле? Вы молоды, но неплохо знаете историю Франции. Поздравляю. А Кристин была г-жой Сте-нейл [18] ?

– Собственно, имя Кристин было шепотом произнесено в этом контексте. Только шепотом. Все, что я вам сейчас расскажу,– не более чем слухи, которые ходили по городу. В газете не было ни слова, и ни о чем нельзя говорить с уверенностью. Это было месяца три тому назад… Гилану, несмотря на свой почтенный возраст, довольно часто выходил по вечерам. Похоже, что как-то ночью какие-то неизвестные привезли его домой, когда он был уже мертв. Действительно, его обнаружили под дверью его квартиры в совершенно растерзанном виде. С нашим нотариусом приключилось то же, что и с Феликсом Фором, и в руке он, кажется, судорожно сжимал прядь волос.

– Волос Кристин?

– Вот этого я не знаю. В конце концов, очень может быть, что эту прядь волос придумали потом.

– А каким образом тогда всплыло ее имя?

– Случайно. В тот период жандармы разыскивали одну девицу, которая удрала из исправительного дома в Лурде. Она обнаружилась в наших местах, потом след ее был утерян. Наконец ее засекли, и выяснилось, что она нашла пристанище у Кристин. По месту и почет, как говорится. Кристин понятия не имела, что та в бегах, они познакомились случайно, приглянулись друг другу, Мод ей сказала, что она бродяжничает, та предложила ей жилье и т. д.

– Эту беглянку звали Мод?

– Да. Ее полное имя…– Он заглядывает в свой блокнот.– Я все записал, потому что это является частью биографии Кристин… Ее полное имя – Мод Фреваль.

– Мне по-прежнему не очень ясна связь между Кристин, этой Мод и развратным нотариусом.

– Может быть, ее и нет. Но воображение людей разыгралось. Эту Мод уже арестовывали за проституцию. Мы подумали, не принялась ли она за старое уже здесь. Ну, и тогда предположили, что существует какое-то подпольное заведение… или, точнее, некая организация «бале роз» [19] …