— У тебя сноровка есть и голова варит, — говорил Демка. На этом кончалась всякая его похвала. Фаткул безотказно помогал Демке. Но тот был жутко скупой старик, никогда не платил деньгами и не угощал едой, а давал коробок спичек за работу и усердие, хотя ни разу не поймал Фаткула на куреве.

— Курить не будешь, менять станешь, — говорил Демка, — они тебе доход немалый дадут, потому как нынче в цене.

Фаткул и без него это знал. Курильщиков в детдоме хватало, а на зажигалки бензина не было.

Демка еще на серном заводе прирабатывал, оттуда, видно, и таскал спички. Фаткул коробок носил в потайном кармашке. Хоть и малый, но имел калым для Вовчика, завертывал в тетрадный лист хлебную пайку, намазанную тонким слоем свекольного повидла.

Здесь за всем и всеми зорко следили. Даже нумеровали и пересчитывали тетрадные страницы, чтоб тайные письма не писали. Но мало кто знал про общую тетрадь в заначке у Фаткула. Эту тетрадь он привез еще из дому и прятал за поясом на животе. Тайные письма Фаткул мачехе не писал, одни только открытые. Зато в укромном уголке выдирал по листочку, чтоб завернуть пайку для Вовчика.

Сзади слышны шаги того обормота, которому покурить невтерпеж. Привязался некстати, не навлек бы чей злой глаз.

Три белых двухэтажных здания стоят буквой «П» и смотрят окнами друг на друга. Во дворе все на виду, как на ладони. Железные ворота главного входа раскинулись от одного торца здания до другого и чаще всего были на запоре. Узкая калитка тоже всегда закрыта на замок. Через решетку виден город Богуруслан с его длинными улицами и постаревшими от времени домами. Позади корпусов бегут параллельно две тропинки, ведут к высохшему деревянному глухому забору. Там, в самом углу, стоит дощатая, с двумя отделениями, выбеленная известкой уборная. Надо подождать Вовчика, Фаткул специально отпросился, второй раз не выпустят. В младших группах уже закончился послеобеденный сон, Вовчик сейчас тоже должен прибежать.

Он в дошкольном отряде, туда другой вход. Двери в их корпус закрываются на внутренний замок. Ключами распоряжается старшая дежурная воспитательница. Из корпуса малышей не выпускают в другие помещения. Грозная табличка даже предупреждает, что «посторонним вход воспрещен». Но не может быть родной брат посторонним.

После завтрака, обеда и мертвого часа дошколятам разрешается выходить на улицу, в уборную. Вечером и на ночь им ставят горшки в группе. Фаткул видится с братом только в этой уборной. Стоит каждый день на холоде и ждет. Вглядывается в широкую щель между досками, всматривается, когда откроется дверь на улицу из дошкольной группы. Малыши обедают медленно. Старшие со своими тарелками расправляются в два счета. Сел за стол и как языком слизнул немного жиденького супа на первое и ложку тушеной капусты — на второе. К подкрашенному молоком чаю давали вместо сахара свекольное повидло.

— Фаткул, где твой хлеб? — спрашивала отрядная воспитательница.

— Съел.

— Когда это ты успел? Не занимайся обманом! Неужели ты заставишь меня тебя обыскивать?

— Честное пионерское, съел! — клятвенно заверяет Фаткул. Для пущей убедительности вскакивает на ноги, отдает салют, и «честное пионерское» действует безотказно.

Детдомовские отряды разбивались по классам. Первоклашки жили в первом отряде, пятиклассники в пятом. Всего в детдоме двенадцать отрядов, в каждом по тридцать воспитанников. Дошколята жили в двух последних, в одиннадцатом и двенадцатом. Нелюдимый Демка сердито называл детдом «полковой частью в триста шестьдесят гавриков».

Объяснять воспитателям, почему хлебушек спрятал, бесполезно, не поверят. Сейчас повсюду голодно. А хлебушек Вовчику нужен больше, чем Фаткулу. Он маленький, много не понимает и голод свой скрывать не умеет. Сначала ходил Фаткул к Вовчику в отряд скрытно. Нашел одно не закрывающееся на шпингалет от перекоса окно и лазил через него в глухой коридорчик. Там, в темном закутке, они облюбовали место, и Вовчик уплетал за обе щеки принесенные гостинцы. Съест все до крошечки и молча уходит в группу на ужин. Но однажды их все же засекла завуч Варвара Корниловна. Она регулярно делала свои обходы по всем отрядам и корпусам. Доглядывала, досматривала, проверяла, как соблюдаются правила и режим.

При очередном обходе она выследила их. Крадучись вошла в коридорчик и заглянула за пыльную квадратную печку. Вовчик продолжал откусывать хлебушек и жевать, не испытывая ни смущения, ни страха.

— Вы что тут делаете? — Низкий ее голос в детдоме всем знаком.

— Сидим, — ответил Фаткул.

— Почему в полумраке и в грязи? Почему скрываясь, как воришки.

— Повидаться встретились.

— Скажи пожалуйста, какая срочность! — восклицает она, и голос ее понижается до грозного. — А разве в отведенное расписанием время вы не можете встретиться?

— Можем.

— Тогда почему тайком и в неположенное время? Разве ты еще не изучил установленный режим, Фаткул? Ты не должен заходить сюда без разрешения!

— Меня пустили…

— Кто тебя пустил? Зачем ты говоришь неправду? Этого не может быть! Поэтому и прячетесь, как пакостливые мыши!

Вовчик молчал, дожевывая остатки хлебушка, и вопросительно смотрел на Варвару Корниловну. Она внимательно и пристально разглядывала его, потом низко наклонилась:

— Ты что ешь?

— Хлебушек, — ответил Вовчик.