— Я это запомню.

— А ты знаешь, эксперты в Обществе уверены, что Моцарт был парапсихологом, — добавила Грейс.

— Серьезно?

— Как еще можно объяснить его паранормальный музыкальный талант?

— Он был членом Общества?

Гейс улыбнулась.

— Думаю, он предпочел стать масоном [65] .

— Ясно. Хорошая новость — Сирена появляется в первом акте. — Лютер закрыл программку. — Долго ждать ответа не придется.

Погас свет, и переполненный зал утих. Началась увертюра, купающая аудиторию в великолепной сверкающей энергии. «Музыка — это сила». Как некое странное сочетание морозильника и микроволновки, она поймала и сохранила гениальную энергию давно умершего композитора, согреть и представлять ее снова и снова, поколению за поколением.

Поднялся занавес, открыв вид на древний Египет. История разворачивалась на тщательно продуманной сцене, созданной благодаря новейшим технологиям. Грейс знала, что публика ожидала чрезмерной расточительности, и не только от певцов, но и от декораций и костюмов. Оперный театр Акация-Бей не обманул ожидания.

Это было идеальное место для колоратурного сопрано убийцы. А когда Царица ночи вышла на сцену, все, что могла сделать Грейс, — это сопротивляться желанию спрятаться за стоящее впереди сиденье.

Костюм Царицы был тщательно продуманной композицией из нескольких слоев шелка и бархата ярких оттенков синего. Платье было отделано золотом и расшито блестящими бусинками. Сложный черный парик заставлял переосмыслить понятие начеса. Блестящую корону ловко вплели в башню поддельных кудрей, отчего возник эффект новогодней елки.

Все в Царице ночи зловеще сияло, искрилось и блестело, словно заявляя, кто главный на сцене. И вся эта энергия, включая невероятную силу ее великолепного голоса, сверкала так же сильно, как ее жуткая аура.

Аудитория замерла, когда яркие ноты «O zitt’re nicht» [66] заполнили зал до самого верхнего балкона. Сирена не просто брала невозможно высокое «фа», она пела его во весь голос.

Грейс не смела даже шелохнуться. Она почти перестала дышать, ожидая услышать звук разбитого стекла. В музыкальном фейерверке была парапсихическая сила — для убийства недостаточная, но загипнотизировать аудиторию — в самый раз. Кожу покалывало и пекло. Все чувства Грейс кричали, что рядом находится хищник, сумасшедший хищник.

Она знала, что их с Лютером хорошо скрывала тень; знала, что сильное освещение на сцене делало аудиторию практически невидимой для певцов; знала, что у Сирены нет причин подозревать, что на нее сегодня ведется охота. Но логика не могла успокоить инстинкт выживания. Со сцены лились смерть и безумие.

Грейс не пыталась прошептать об этом Лютеру. В том, что люди вокруг будут страшно раздражены, если кто-то в зале просто кашлянет, не говоря уже о разговоре со спутником, не было сомнений.

Правая рука Лютера стиснула ее левую ладонь. Грейс почувствовала, что ее трясет. Он стиснул еще сильнее, показывая, что ясно понял ее послание. Она знала, что Лютер почувствовал сильную ауры Царицы и даже рассмотрел все оттенки светлого и темного. Наверное, он тоже заметил ее безумие.

Слегка переместившись, Лютер потянул ее за руку, показывая, что им пора уходить. Грейс сопротивлялась, давая понять, что они не могут выйти, пока Царица все еще на сцене — слишком велик риск, что их заметят.

Когда сцена сменилась, они поднялись с мест и направились к выходу. Грейс притворилась, что не замечает неодобрительных взглядов, и с облегчением вздохнула, когда они вышли в фойе.

— Какие все нервные, — заметил Лютер.

— У оперы много условностей. Покинуть зал посреди выступления — значит, вызвать неодобрение.

— Если бы эти люди знали, что может проделать своим голосом Царица ночи, все они в ужасе бросились бы к выходу.

— Я в этом не уверена, — сказала Грейс, стараясь выровнять дыхание. — Это опера. Люди ожидают невероятных исполнителей. И что теперь?

— Теперь, как всегда, звоним Фэллону.

Выйдя наружу, они пересекли улицу и вошли в удобно расположенную рядом с театром крытую парковку. Несмотря на то, что Царица по-прежнему находилась на сцене и пробудет там еще какое-то время, Грейс поняла, что сканирует чувствами каждую тень. Когда они дошли до взятой напрокат машины, Лютер сел за руль и вытащил телефон.

Фэллон ответил после первого же звонка.

— Ну что? — спросил он.

— Грейс ее узнала, — сообщил Лютер. — Сомнений нет.