Шрифт:
Солнце клонилось к закату, когда Дейв Ойстер присоединился ко мне на пешеходной дорожке. Я сказала ему, что ничего не нашла. Он спросил, представилась ли я бесплотным сущностям перед тем, как начинать что-то записывать. «Это очень важно, – проговорил он. – Я всегда говорю им: я – Дейв Ойстер из IGHS, и я хотел бы получить документальные подтверждения существования жизни после смерти. Мне нужно ваше позволение».
Я прочистила горло. «Привет, я Мэри Роуч…» Этих ребят не видно, поэтому трудно решить, как громко следует с ними говорить. «Я пришла вместе с людьми из IGHS, хотя на самом деле я не член Общества».
«Можешь говорить это про себя, Мэри. Они прочитают твои мысли».
«Действительно прочитают?»
Дейв кивнул головой: «Непременно прочитают».
Н-да, можно было не сомневаться, что меня игнорируют.
Как не раз бывало в истории, всякий новый прорыв в научных исследованиях, связанных с коммуникацией, неизбежно начинал служить тому, кто умело обращал духовное сияние на пользу вещам. Такие фокусники, как Гудини и британец Гарри Прайс, начали показывать в гостиных искусные трюки с участием медиумов, а промоутеры жизни после смерти принялись использовать в своей практике механические приспособления. Машины добавляли их утверждениям научную респектабельность, суля более чистое и лишенное лживой продажности соединение с мертвыми. Вы можете не верить человеку, подозревая, что мнимая эктоплазма возникает в овечьих легких, но вам придется поверить машине.
Поэтому вместо медиума, впадающего в транс, появляется медиум, использующий «психическую» пишущую машинку, или консоль для передачи сообщений азбукой Морзе, или спиритический индикатор Вандермулена (Vandermeulen Spirit Indncator). Вы же не можете избавиться от посредников – вы просто заменяете их машинами, производящими сильное впечатление. Сеансы усложнились в техническом отношении, но суть их осталась прежней.
Звукозаписывающие устройства немедленно завоевали популярность среди медиумов-спиритов – и не потому, что с помощью аппаратуры можно было фиксировать то, что ускользало в других случаях, но для укрепления доверия публики. В конце концов, что такое запись, если не средство уловить и сохранить нечто быстро исчезающее и не поддающееся доказательству? Думаю, доктор Невилл Ваймант (Neville Whymant) проделывал это лучше всех. Знаменитый – и снискавший немалую известность своей продажностью – учитель Востока, он был призван своим другом Джаджем Кэнноном (Judge Cannon) для подтверждения аутентичности сделанной фонографом записи слов Конфуция. Знаменитый философ во время сеанса, который состоялся в 1926 году в доме Кэннона, якобы говорил голосом медиума Джорджа Валианта. Последний, как утверждал Ваймант, должен был говорить с Конфуцием на «вышедшем из употребления» (очень удобно!) диалекте китайского языка. «Надеюсь, вы согласитесь с тем, – заключает Невилл, – что, даже если вы можете вызвать галлюцинации у людей, это не удастся проделать с граммофоном».
Занимаясь историей фонографа, Д. Х. Мейсон потратил не одну неделю, чтобы отыскать следы записи, сделанной на «конфуцианской сессии». Но не преуспел, хотя и ухитрился найти ее предметное описание, хранившееся в одной из коробок с записями Валианта. Ключевые моменты включают боевой клич Кокоана, основного «проводника» Валианта, и «патетическую песнь», исполненную дрожащим фальцетом Берта Эверетта – другого «проводника» медиума. [47]
Мейсон опубликовал статью тремя частями – включая описание записей. Предметом интереса в материале были именно те записи, которые были сделаны во время спиритического сеанса. Ранние же попытки сводились к документированию происходившего во время «сидений». Кстати, тогда один из наиболее рьяных медиумов наговорил столько, что потребовалось девять 12-дюймовых двусторонних граммофонных пластинок с 78 об./мин. [48] Однако вскоре спиритуалисты перешли к пению в состоянии транса – от имени и голосом духовного «проводника». Принимая во внимание то обстоятельство, что большинство медиумов были женщинами, «проводники» (большей частью мужчины) обнаруживали склонность быть тенорами. То было странное сочетание: сладкие высокие голоса у гипермаскулинных «проводников» вроде Пауэра или Хотепа. [49] Возможно, этим же объяснялось и появление в 1930 году «проводника»-итальянца. Тенор Саббатини стал «появляться» на сеансах миссис Т. Х. Баттерс – знаменитого медиума из Кейптауна. В статье, опубликованной в 1931 году в газете Национального союза спиритуалистов «The Two Worlds», описывается «перформанс» Саббатини. Мейсон цитирует из этой статьи следующий фрагмент. «В то время, когда миссис Баттерс контролировала [вызванный ею] дух, он услаждал слух собравшихся пением итальянских песен, исполняемых звучным тенором. Происходящее производило столь сильное впечатление, что в марте того же года друзья миссис Баттерс решили сделать граммофонную запись этого голоса». Качество записи несколько страдало от склонности миссис Баттерс отклоняться в сторону от микрофона и двигаться по комнате, «совершая оперные жесты», но во всем прочем оно было исключительно высоким.
47
Одно замечание относительно «проводников». При желании можно найти разную чепуху о разнице в электроэнцефалограмме медиума и «проводника», а также о том, как осуществлялся контроль и каким образом все это доказывает существование «проводника» как самостоятельной «сущности». В 1981 году Гэри Хезелтайн (в настоящее время работает эпидемиологом в Департаменте здравоохранения Техаса) провел эксперимент, сняв ЭЭГ у двух неназванных медиумов и их «проводников» – Шаолинь и Монсанто («вождь команчей», не путать с производителем удобрений, одноименной компанией Monsanto). Хезелтайн пишет, что на ЭЭГ влияют сенсорная информация и метаболические изменения. Однако для контроля этого влияния может потребоваться довести критический уровень воздействия почти до «парализующего эффекта и угрозы для жизни». Но даже и в этом случае, утверждает ученый, исчерпывающих доказательств не будет. «Даже если на время рассечь верхнюю часть ствола мозга, – заключает он, – нельзя будет с полной уверенностью утверждать, что соответствующие изменения ЭЭГ окажутся вызваны изменением сенсорного потока информации, поступающей извне»
48
В первых фонографах запись производилась на валик, но с изобретением дискового фонографа, или граммофона, стали применяться круглые пластинки, вращавшиеся со скоростью 78 оборотов в минуту. – Прим. переводчика.
49
Power – в переводе «могучий». Хотеп – ключевая составная часть многих древнеегипетских имен, например, Аменхотеп. Среди носителей имен такого рода немало фараонов и прочих «сильных людей» того времени. – Прим. переводчика.
Тот непонятный музыкальный жанр, о котором мы говорим, достиг пика своего развития 13 апреля 1939 года, когда Общество психических исследований Бэлхэма провело спиритический сеанс прямо в студии Decca record Company. Принимая во внимание моду на записи сольного пения, наш «проводник» был объявлен как Рубен. Используя голосовые связки медиума Джека Веббера, баритон Рубена развлекал собравшихся исполнением «Lead Kindly Light» и «There’s Land»: эти произведения стали особенно популярны благодаря контральто ставшей недавно популярной английской певицы мадам Клары Батт. [50]
50
Ах, эти дни, когда самой высокооплачиваемой звездой сольных записей могла быть дочь человека, разводившего и продававшего устрицы! У нее была мясистая фигура, рост шесть футов два дюйма, и звали ее Кларой Батт. Ее голос был так прекрасен, что мадам Батт, как ее стали называть, приглашали петь на частных концертах для королевы Виктории. Ее прославленная оперная карьера открыла путь – что можно было только всячески приветствовать – для той, кого стали титуловать дамой Кларой (так называют женщину, награжденную орденом Британской империи. – Прим. переводчика).
Пел ли вызванный дух или просто говорил, новая технология звукозаписи расширяла возможности медиума увеличить свои доходы. В добавление к проводимым сеансам он или она могли теперь продавать сделанные записи. Доходило до того, что «проводник» оказывался не нужен: покойный говорил уже непосредственно голосом медиума. Это называлось «прямым голосом» («direct voice»), и наиболее успешным в этом плане было смелое предприятие британского спиритуалиста Лесли Флинта (Leslie Flint). Последний умудрялся привлекать на свои сеансы толпы умерших интеллектуалов. Поищите в Интернете его имя, и вы найдете сайты с длинными посмертными записями Ганди, Оскара Уайльда, Шопена (который, как мы можем узнать в Интернете, после краткого перерыва в своей композиторской деятельности продолжил сочинять музыку), архиепископа Кентерберийского и дамы Эллен Терри – знаменитой актрисы и исполнительницы ролей в пьесах Шекспира. (К даме Эллен мы еще вернемся.)
Как и было принято, Флинт проводил свои сеансы в темноте. Он настаивал на том, что голоса воспроизводит не его голосовой аппарат, но то акустическое пространство, которое, как говорится на одном из сайтов, «образует эктоплазма, исходящая от медиума и участников сеанса». На сайте размещена фотография Флинта, сделанная около 1960 года. На ней он покойно сидит в кресле, одет в костюм, на нем очки в роговой оправе, а также то, что выглядит как последствия битвы с едой в кафетерии. Подпись к снимку: «Флинт с эктоплазмой у себя на плече». Я не знаю, как звучали Ганди или Шопен при жизни, поэтому не могу судить, насколько правдоподобны соответствующие записи. Но могу сообщить, что, по словам самого Лесли, он открыл в себе дивный дар однажды вечером во время киносеанса, вслушиваясь – как это и бывает в кино с каждым – в «шепот голосов в темноте».
Однако технические устройства приводили в восторг не только медиумов, но и исследователей паранормального, которые старались проверить с помощью гаджетов, что кроется за пассами спиритов. Поначалу технологию взяли на вооружение для выведения на чистую воду мошенников, либо, что случалось чаще, документирования происходящего или измерения силы медиумов. За редкими исключениями устройства подавались как нечто буквально во всем превосходящее возможности Серьезного Лабораторного Оборудования. Микроскопам отныне было суждено делить место на лабораторной полке вместе с Динамоскопами и Телекинетоскопами. В степенное и величественное семейство Нуль-Измерительных Приборов – Ометров, – до сей поры ограниченное Термо-, Баро-, Спидо– и Сфигно-, были приняты Стенометр, Биометр, Суггестометр, Магнитометр и Гальванометр. [51] Я попыталась разыскать следы хотя бы одного из этих устройств, однако, как ни странно, к своему разочарованию, не нашла ни единого экземпляра – ни в музеях, ни в частных коллекциях. «Для организаций, изучающих психику, это уже история, – сообщил мне Грэди Хендрикс, бывший офис-менеджер Американского общества психических исследований в Нью-Йорке. – Современные психологи не считают эти гаджеты ценными и заслуживающими сохранения. Сейчас уже не то время, чтобы ими гордиться».
51
Падение семейства Ометров продолжилось большей частью в текстильной промышленности, подарившей нам Фейдометр, Крэкометр и Лаундерометр (не говоря уже о Тестере для измерения влажности атласа, Тестере Ширли для определения жесткости и упругости, а также о третьей модели Тестера для оценки гладкости поверхности с Волосковым модулем). Дальнейшие излишества в данном ряду обязаны происхождением Центрам по контролю заболеваемости (Нуль-Измеритель, применяемый при гриппе). Свой вклад внесло и Королевское общество по защите птиц: их Сплатометр предназначался для отслеживания общего объема летающих насекомых, поскольку недостаток последних был губителен для птичек. Заслуживает упоминания и Ометр Гэри, предложенный бывшим руководителем департамента собственности в казначействе США. Я была в затруднении, звонить мне Гэри или нет, потому что его должность наводила на мысль о человеке с высоким уровнем жесткости, которую мог бы показать Тестер Ширли. Но он оказался славным малым. Причиной, вынудившей его сделать вклад в семейство Ометров, Гэрри считает жалкое счетоводство Эллис Айленда (один из районов Нью-Йорка. – Прим. переводчика).