Переход «русалочьей» части сообщества в «совиный» режим ночного бодрствования и од­но­временно к совершенно новой водной среде вполне мог стать первоначальным толчком и причиной усложнения, удвоения структуры психики. Нам известно по собственному опыту, что ориентация и любые движения в темноте и в дневное время, даже в одном и том же месте требуют совсем разных навыков и умений. То есть поведенческая программа русалок, обитавших днем в «водной нише» и лишь ночью выбиравшихся на сушу, практически совсем не совпадала с поведен­че­ской программой сухопутных пралюдей. Точно также информационные образы ночной природы не совпадали с дне­в­ными образами той же среды. В двух частях стаи сформировались несовпадающие автономные части психической среды – и предметы (образы объектов), и субъекты (программы действий). Затем, после очередного полудня, воссоединившего обе части раз­деленной стаи, в психической матрице потом­ков стали сосуществовать обе несовпадающих части. Назовем эти две слабо связанные друг с другом части психики «дневная личность» и «ночная личность». Вполне вероятно, что те члены ос­новной стаи, что по ночам под Луной присоединялись к оргиям своих сестер-русалок, с наступлением дня ни­чего не помнили о ночных отношениях. Так что при случае искренне возмущались на­глым по­веде­ни­ем и жестоко преследовали своих недав­них возлюбленных.

Психическая амбивалентность на четвертом, огненном этапе антропогенеза также была бы не­воз­можной без предварительного шизофренического расщепления двух субъектов в одном теле руса­лки. Разница с предыдущим, третьим этапом – в том, что и «дневная личность», и «ночная» развиты в равной степени и имеют общий опыт. Так что происходит борьба двух комплексов пове­денческих программ за психические и физиологические ресурсы организма. Чувственные инстинкты «дневной личности» запускают поведенческую программу лояльной вожаку самки, агрессивные стереотипы «ночной личности» диктуют программу приготовления к жестокой мести. При такой рекон­струкции происхождения шизофрении достаточно легко понять, в чем заключается преимущество рас­щеп­лен­ной личности перед целостной психикой животных предков. Это – возмож­ность параллельной работы одной «личности» с внешней средой через поведенческие программы, а второй «личности» в то же самое время – с внутренними образами личного и кол­лек­тивного опыта.

На пятом этапе обе автономные личности учатся взаимно сосуществовать, чередовать свою ак­тивность, тренируясь на «братьях-лебедях». Повторяющиеся циклы разделения и воссоединения пле­мени через ритуал мистерии «священного брака», постепенно приучают ка­ждую из двух «личностей», ипостасей к своей собственной психологической функции.

Если на третьем этапе первое разделение двух «личностей» произошло преи­мущественно по вре­мени суток, то после полудня Дня Пятого происходит другая дифференциация, разделяющая тер­риторию и объекты интереса на внутренний (домашний) круг и внешнюю среду. Заметим, что и в на­ше время такая психологическая дифференциация соответствует традиционному разделению труда ме­жду женщинами и мужчинами. Однако делать из этого наблюдения какие-то вы­воды для доистори­че­ского времени пока преждевременно.

Может быть, нам поможет сам доктор Юнг, который обнаружил, что бессознательная часть ли­чности мужчины (анима) имеет жен­ские повадки. Судя по поведению большинства мужчин, аниму интересует рыбалка, охота и другие объекты внешнего круга инте­ресов, а также иногда ночные ор­гии. На­лицо сов­па­дение с интересами «ночной личности» бывших русалок. Аналогично выстраиваем рассуждения об анимусе – личном бессознательном, управляющем поведением женщин. Его круг ин­тересов связан с охраной домашнего очага, совпадая с мотивацией «дневной личности» бывших су­хопутных братьев. Это более сложная картина структуры пси­хики, чем описанная апостолом Павлом, хотя нет осно­ваний полагать, что психика человека с евангельских времен сильно усложнилась. Ло­ги­чнее пред­по­ло­жить, что апо­с­тол Павел, в отличие от доктора Юнга, уделял мало вни­ма­ния осо­бен­но­стям женской психики. Причем вовсе не потому, что считал женщин менее ценными, а просто из убе­ждения в их полном духовном равенстве с мужчинами.

Вернемся к итогам Дня Пятого. Главным условием стратегического паритета и «священного брака» стал запрет наследницам «Медузы» возвращаться к прежним занятиям, включая рыбную лов­лю. Первых из них приходилось, как Андромеду, даже привязывать на берегу. Теперь внешняя экс­па­нсия и вопросы охоты становятся вопросом веры, а значит – мужской деятельности. При этом есть очень важное отличие от предыду­щих этапов развития, когда племя «земли» вело сугубо оседлый и оборонительный образ жизни. Те­перь экспансия «людей веры» означает, что в их психике должны та­кже работать и стереотипы на­де­жды, чувственные функции мотивации, присущие раньше только же­нской «ночной личности». На этом этапе уже можно использовать юн­гианский термин «анима» для личного бессознательного в лич­но­сти мужчины – побуждающей ипо­с­таси. Другое дело, что му­ж­с­кая, исполнительская ипостась тоже не может быть названа сознательной.

Первичное сознание, причем не личное, а коллективное, родовое, возникнет позже на шестом в процессе внешней экс­пансии из инстинктивной комму­никации во время опасной охоты. Точнее даже вследствие неудач в охоте на крупных животных – во время тренировок, в ходе которых реальные об­ъекты охоты заме­ня­ют сначала символические знаки, артефакты и пиктограммы, а потом и зву­ко­вые знаки – первые слова. Понятно, что такая первобытная коллективная рефлексия могла случиться ли­шь при доминировании анимы с ее маниакально-депрессивной мотивацией в период неудач.

Параллельно этому происходят симметричные изменения в психике женской половины пле­ме­ни, оставшейся сторожить и обустраивать общую стоянку. Здесь из-за временного отсутствия мужчин воспроизводится внешняя форма русалочьей стаи. Кроме заботы о детях, исполнительская ипостась коллективной женской личности занята привычными делами изолированных от мужского общества русалок – шлифовкой артефактов, заострением орудий, поддержанием огня, раз­ведением змей и кор­млением птиц. Но при этом в психике присутствует мужская сдерживающая ипостась, она же анимус.

Чем сложнее задача охотников, чем дольше отсутствие мужской части племени, тем тре­вожнее и возбужденнее становятся бывшие русалки. Цикл возбуждения, естественно, привязан к фа­зам луны. В какой-то момент женская часть племени срывается с места, чтобы поучаствовать в «охоте», хотя бы в качестве возбужденных зрительниц. Разу­ме­ется, какая-то коммуникация между двумя частями племени есть, поэтому внимание охотников переключается на сдерживание женских эмоций. И они обязательно встречаются где-то рядом с границами городища, на «форуме». После чего мужчины же­стами и мимикой, с помощью трофеев или хотя бы артефактов и картинок дол­ж­ны доказать свои ус­пехи. Иначе бывшие русалки вспомнят прошлое и быстро превратятся из добродетель­ных матрон в мстительных фурий. В любом случае без жертвоприношений не обходится, и ритуал мистерии вновь объединяет племя, успокаивая женщин и вдохновляя мужчин на новые подвиги.