Шрифт:
Таида почувствовала, что должно произойти что-то ужасное.
– Отдайся мне прямо сейчас! Я заплачу! Хорошо заплачу! Не меньше, чем царь Македонский! Ты должна быть моей!
И он обнял Таиду и попытался сорвать с нее одежды.
В эту минуту раздался голос Демосфена.
– Александр царь Македонский – тиран. И мы все скоро почувствуем это на своей шкуре, если вовремя не одумаемся. Тирания претит афинскому духу: мы свободные люди, по крайней мере, те из нас, кто не рабы.
Персей, вспомнив о своем предназначении хозяина, поостыл и начал украдкой поглядывать на гостей.
Слова оратора вернули всех к реальной действительности. Все, о чем говорил Демосфен, настораживало.
– Ради собственной славы Македонец затягивает кровопролитную войну. И уже втянул в нее и нас, афинян.
Таида, которая в начале пира не заметила присутствия на нем Демосфена, теперь с благодарностью обратила на него свой взор.
В какой-то миг взгляд оратора встретился со взглядом Таиды, и сердце гетеры сжалось от страха, вернее от неприятного предчувствия.
Демосфен продолжал рассуждать о том, что если Афины не уничтожат Александра, то Александр уничтожит Афины. И если это произойдет, так лишь оттого, что у молодежи нет веры, а без веры не может быть добродетели. К тому же старинные строгие обычаи пришли в упадок, никому и в голову не приходит, что афинянам не устоять против варваров-македонцев, как в прошлом они не устояли против спартанцев, которые ослабили и истощили могущество Афин.
Забыв о Персее, Таида внимательно стала разглядывать Демосфена. Все красавцы были в ее понимании чем-то похожи друг на друга, но человек невзрачный был невзрачен по-своему.
У Демосфена был широкий лоб, мясистый нос и жидкие волосы. На вид ему было не многим более пятидесяти. Он был среднего роста, сутул, со слабой грудью, узкими плечами и длинной шеей.
Голос его был высок и резок, – он был столь же своеобычен, как и его внешность.
Неожиданно для всех Демосфен подошел к ложу, на котором возлежали Персей с Таидой, и задал гетере хлесткий вопрос:
– Скажи-ка мне, Таида, гордость славных Афин, не замышляла ли ты когда-нибудь убить тирана, даже если им окажется Александр, царь Македонский? Ведь красота – самое меткое оружие.
В пиршественном зале воцарилась тишина.
Таида вздрогнула.
Демосфен улыбался ей той деланной улыбкой, какую изображают на своем лице ораторы, умело манипулирующие вниманием слушателей. Он ощущал упоение властью.
– Ораторы и политические деятели воображают, будто с помощью слов они могут повелевать всем и вся, – резко ответила она, изо всех сил стараясь придать своему лицу безразличное выражение.
Озорство в глазах Демосфена погасло. Он нахмурился.
– Прошу прощения. Я не хотел тебя обидеть ни во время нашей первой встречи у жрицы Панаи, ни сегодня.
Демосфен был не из тех, кто ораторствует, стоя на месте. Он снова принялся расхаживать по залу. Размеренная поступь ног, подвижные руки, выразительно жестикулирующие, то и дело двигающаяся голова, никогда не остающиеся неподвижными брови. Все эти движения были взаимосвязаны между собой, все подчинялись его странному, неповторимому, волнующему голосу.
Слегка наклонив голову и изящно взмахнув рукой, он снова начал говорить.
– Военные походы Александра стоят многих и многих человеческих жертв. В этой войне никто не думает о мире. Но когда мир все-таки наступит, Александр окажется неспособным управлять этой огромной державой. Она рухнет. И может случиться, что под ее обломками погибнет вся Эллада. Александр переступает все человеческие границы. Провозгласив равенство всех людей перед единым богом – Природой, Александр в действительности превращает всех в рабов. Афины важно сберечь от грозящей тирании македонцев ради всего человечества, потому что в них – средоточие мудрости, славы и красоты.
Один из гостей воскликнул:
– Демосфен – человек самых высоких убеждений, безупречной честности. В наши дни такие люди редкость.
Таида резко поднялась со своего ложа. Воцарилась полная тишина. Все, не отрываясь, смотрели на нее. Она подошла к Демосфену.
– Хотите я вам скажу, в чем вина Александра? Он родился слишком поздно, люди в Афинах измельчали… Вам невмоготу слушать, как превозносят его достоинства. Вам невмоготу видеть в одном человеке красоту и доблесть, ум и богатство!.. Что вообще питает афинскую демократию? Только ненависть к превосходству, только желание не видеть ни одной головы выше своей собственной!
Демосфен рассмеялся:
– Вовсе нет, боги свидетели! Это законы справедливости, законы равенства. Но царь Македонии действительно непобедим, если он нашел себе верных союзников даже в лице гетер. Причем он имеет дело не с любыми гетерами, но с самыми уважаемыми, умными и прекрасными.
В пиршественном зале Персея, обставленном великолепными трофеями войны, Демосфен стоял с высоко поднятой головой, с саркастической усмешкой на лице и стиснутыми пальцами.
В душе Таиды закипел гнев.