Энтузиасты нашли прекрасное место для строительства Научного центра — в 40 км от Москвы рядом с городом Подольском в долине маленькой, но очень поэтической речки Моча. В окружении березовых рощ, рядом с удобным шоссе, недалеко от железной дороги — 1 час на электричке до Москвы — не было бы проблем с привлечением сотрудников из Москвы и связью с московскими научными учреждениями. Но, говорят, потомок древней дворянской фамилии, А. Н. Несмеянов не был убежден, что грубый народ всегда правильно, с должным ударением на первом слоге, будет произносить название речки. А научный центр на Моч'е — нет, уж это невозможно... И стали искать другое место. Военные дали им вертолет, и поиски продолжили с воздуха. И нашли, как им показалось сверху, места привольные и незаселенные - это были поля и рощи на высоком правом берегу Оки, вблизи деревни Пущино. Им неслучайно так показалось. Много веков, от прихода в эти места славян, деревни размещали по-возможности скрытно — в оврагах и заросших лесом балках. Чтобы не было видно разбойным конным ордам, столетиями разорявшим местных жителей. Ока образует не только естественную границу между тайгой и зоной широколиственных лесов — она многие века охраняла Московское княжество от нашествий степных народов. Набеги «поля» определяли здесь строй жизни. В 1,5 км выше Пущино Ока резко поворачивает с Юго-Востока на Восток. В вершине этого угла река видна на десятки километров до и после поворота. В самой этой вершине этого угла, в огороженном древним земляным валом Спас-Тешиловском городище, был сторожевой пост. Заклубится на юге пыль от копыт лошадей диких всадников — Поле идет!
– зажигают сторожа сигнальный костер. Далеко, на десятки километров вверх и вниз по течению виден дым — а там зажигают сигнальные костры другие сторожа. Поле идет! Готовятся к отражению набега полки серпуховского воеводы. А сторожа? Успевают ли они спастись? Кто знает. Многотысячные конные орды искали броды для переправы. Здесь на отмелях и отлогом левом береге завязывались жестокие сражения. В восьми километрах вниз от Пущино, как раз у деревни Сенькино, напротив впадающей в Оку с левого берега Лопасни, был в те времена «Сенькин брод» - место переправы золото-ордынских войск. Возможно, именно здесь в 1571 г. крымский хан Девлет-Шрей с огромным войском переправился через Оку, царь Иван Грозный вышел было ему навстречу, но убоявшись превосходящих сил хана отступил. 23 мая хан «неожиданно» появился под стенами Москвы. «Крымцам» удалось поджечь город. Из-за сильного ветра пожар быстро распространился, и столица выгорела за три часа. В Кремле сгорели церкви и деревянные дворцы, взорвалась Пушечная изба, дотла выгорел Китай-город... Погибло от 120 до 300 тысяч человек... «Крымцы» ушли в свои степи, уводя огромный полон. Возвратившийся в столицу Грозный поспешил найти виновных: «был казнен деверь царя - командующий опричным войском Михаил Черкасский; был утоплен боярин В. И. Темкин-Ростовский, отвечавший за оборону Москвы. По приказу Ивана, его лекарь Бомелий отравил дворецкого И. Ф. Гвоздева-Ростовского, спальника Григория Грязного и до ста других опричников...» [2]. Возможно, именно здесь, окрыленное прошлогодним успехом, в следующем 1572 г. 50-тысячное войско крымского хана Девлет-Шрея переправилось через Оку, двинулось по пойме Лопасни к Москве, но было остановлено у села Молоди войском воеводы Михаила Ивановича Воротынского и молодого (и прекрасного) князя Дмитрия Ивановича Хворостинина. Многие десятки тысяч погибли в этом кровавом сражении, но место этого сражения в точности не известно. А в следующем 1573 г. Иван Грозный казнил воеводу Воротынского (и многих других...). Ужасна наша древняя история... Говорят, после разгрома Золотой Орды в 1380 г. великим князем Дмитрием Донским, «централизованное» иго кончилось. И множество небольших, не подчиняющихся центральной власти, орд стали «беспорядочно» нападать на приокские земли. Небольшая орда... 1000 лошадей. Длилось это почти до XVI века. Не случайно прятались в оврагах и балках местные деревни. Соседнее с Пущино село так и называется «Балково» [3]. От вертолета они не убереглись. Местное, серпуховское советско-партийное начальство решило отдать эти земли Академии наук СССР. Нужна была формальность. Земли эти были записаны за колхозом «Заря Коммуны», объединяющим жителей Пущино и соседних деревень. Собрали «сельский сход» — чтобы отдали землю. Нет, сказали жители. Мы живем здесь сотни лет. Не отдадим. Это были в основном пожилые люди. Пережившие революцию, коллективизацию, раскулачивание, Великую войну. Многие, многие не пережили. Здесь были замечательные старухи, прослеживающие свою родословную на протяжении многих поколений (это так редко сейчас) - простые фамилии Казаковы, Виноградовы. Как получилась резолюция собрания с согласием отдать землю — можно только догадываться. Зато за строптивость старики были наказаны — специальным постановлением им было запрещено работать в учреждениях строящегося научного центра. Они остались без работы на нищенской пенсии. После многих десятилетий каторжного труда им платили 12 рублей в месяц - «колхозная пенсия». Основой их жизни стали приусадебные огороды. Знали ли энтузиасты — академики обо всем этом? Определенно не знали. Это все было за пределами их кругозора. Строительство начали с улучшения дороги — от железнодорожного моста вдоль берега Оки. Дорогу, где надо замостили булыжниками и засыпали гравием. На асфальт денег не тратили. А еще построили небольшие заводы для столярных изделий — дверей и оконных рам и для приготовления бетона. И тут Хрущеву сообщили, что новый центр будет совсем близко — всего 120 км от Москвы. А он хотел, чтобы далеко, по всей стране распространить науку. Он очень рассердился. Строительство прекратили — академик М. А. Лаврентьев предложил построить Научный центр в Сибири и ему передали все ассигнования от Пущинского Центра. Распространились слухи, что в наших любимых местах не будет для нас институтов. Несмеянов расстроился. Хрущев утешил его - для Несмеянова в Москве на улице Вавилова был построен большой и красивый Институт элемент-органических соединений (ИНЭОС) (не указано — улица какого Вавилова — подразумевалось — С. И., но теперь можно думать, что Н. И. Вавилова, а лучше было бы улица братьев Вавиловых...). Про Пущино стали забывать. Но президентом .Академии наук был назначен вместо Несмеянова математик М. В. Келдыш, руководивший советской космической и другими военными программами. Финансовые ревизоры обнаружили, что Академии наук были выделены деньги для строительства Научного центра. А деньги буквально закопали в землю — построили дорогу и два завода, и все это не используется. Отнятая у колхозников земля заброшена. Ревизоры составили акты — затратив деньги, нужно реализовывать планы! Вновь постановили строить Пущинский Научный центр. Из всей компании только Г. М. Франк не устоял перед натиском Келдыша и согласился возглавить строительство Научного центра. Это было трудное согласие. В Москве была уже завершена перестройка типового школьного здания для Института биофизики. Проложены электрические кабели. Построен виварий. Установлены уникальные приборы. Центрифуги, электронные микроскопы, спектрометры ЭПР. Директору Института Г. М. Франку пришлось очень трудно. В сформировавшихся лабораториях шла бодрая работа. А тут директор говорит о перспективе уезда из Москвы в необжитые места, среди заброшенных полей, где еще не построены школы, магазины и нет даже парикмахерской, не говоря о Консерватории или Малом театре. Обстановка раскалилась. На Ученом совете сотрудники выступали с резкими протестами, вовсе не всегда сохраняя изысканный стиль. Франк оказался между Сциллой и Харибдой — с одной стороны железный Келдыш - с другой - разъяренные сотрудники. Франк выбрал Харибду. 30 марта 1961 г. состоялась торжественная закладка первого камня в фундамент нового здания Института биофизики в Пущино. Под бетонную плиту положили металлический рубль - на счастье. На обратном пути в Москву, в автомобиле у Г. М. Франка случился ужасный инфаркт миокарда. Первый из трех. Тяжело давалось ему Пущино. А до нас опять дошел слух, и вполне определенный — Пущино будет! Странное время. Еще не вполне исчезло чувство Хрущевской оттепели. Появился первый «самиздат» — рукопись книги Жореса Медведева о Лысенко. Мы читали ее дома у А. А. Ляпунова — читал вслух рыжебородый А. В. Яблоков. Лысенко был еще в полной силе — ему неколебимо верил Хрущев. Начались аресты тех, кто решил, что критику Сталина надо распространить на КПСС. Но осторожный В. А. Энгельгардт под названием Институт радиационной и физико-химической биологии создал в Москве современный Институт молекулярной биологии. Радиационный — начальству понятно — нужно иметь в виду возможность атомной войны... В Пущино, вне лысенковского надзора и гнета, — можно было надеяться на свободную науку. На кафедре Биофизики Физического факультета МГУ студенты 4-го курса после моих рассказов решили не расставаться, а всем вместе, всей группой поехать работать в Пущино — в новую лабораторию нового Института биофизики. Меня привлекала идея лаборатории в любимых местах. Весной 1962 г. меня принял выздоравливающий Г. М. Франк. Он был очень рад - предложил сколько угодно штатных мест и любое количество лабораторных помещений в будущем здании института, сколько угодно квартир для будущих сотрудников... Простор и свобода! Восторг!

Весной 1963 г. была сформирована наша лаборатория. Но переехать в Пущино мы смогли лишь в июне 1964 г. (см. очерк о Б. Н. Вепринцеве). Мы привезли с Физического факультета Университета из Москвы работающие приборы и оборудование, чтобы почти без паузы проводить опыты, и расположились в помещениях вивария. В здание Института мы переехали в январе 1965 г. Институт постепенно заполнялся. На базе Института биофизики, пока не были построены остальные здания, формировались другие институты — Институт биохимии и физиологии микроорганизмов (ИБФМ) во главе с Николаем Дмитриевичем Иерусалимским, Институт фотосинтеза, во главе с Вячеславом Борисовичем Евстигнеевым, Институт почвоведения и агрохимии во главе с Виктором Абрамовичем Ковдой, Институт белка (ИБ) во главе с Александром Евсеевичем Браунштейном (А. Е. Браунштейн довольно скоро отказался от этой идеи и через несколько лет Институт белка был организован А. С. Спириным) и Специальное конструкторское бюро биологического приборостроения (СКБ БП) (в перспективе институт с таким же названием) во главе с Виктором Васильевичем Тихомировым. В Институте биофизики, кроме того, был создан отдел Проблем памяти под руководством Михаила Николаевича Ливанова, также планируемый в качестве основы будущего института с тем же названием. Через несколько лет был создан Научно-исследовательский вычислительный центр (НИВЦ) в дальнейшем преобразованный в Институт математических проблем биологии во главе с Альбертом Макарьевичем Молчановым. Для соединения академической науки с университетским образованием было решено создать в Пущино филиал МГУ. Этим был озабочен вице-президент Академии наук Андрей Николаевич Белозерский и ректор МГУ академик Иван Георгиевич Петровский. Кроме того, в Пущино, в стороне от основных институтских зданий, еще ранее была создана Радиоастрономическая станция Физического института АН (РАС ФИАН). Ее создатели искали под Москвой относительно незаселенное место, где нет транспорта и механизмов - источников электромагнитных помех работе радиотелескопов. Появление у них «под боком» нового города и множества институтов радости у них не вызвало. Однако назначение, смысл существования Научного центра в Пущино изменился вскоре после возобновления его строительства. В октябре 1964 г. был смещен с поста главы государства Н. С. Хрущев. Это означало среди прочего и падение Лысенко. Последние его годы могли бы стать сюжетом сатирического спектакля. Лысенко и его апологеты обещали решающим образом содействовать реализации лозунга Хрущева: «Догнать и перегнать Америку по производству мяса и молока!» Непреодолимая вещь диалектика — Хрущев, повернувший нашу историю на XX съезде КПСС своим докладом «О культе личности Сталина». Хрущев - инициатор освобождения из тюрем и концлагерей сотен тысяч узников - сам был одним из активнейших деятелей сталинского руководства. Он, как и все они, отдавал на смерть тысячи своих товарищей. Смертные приговоры в тридцатые годы подписывали «тройки» — секретарь обкома, начальник областного НКВД и прокурор. А тех, кто не подписывал — их расстреливали... Хрущев выжил при Сталине. В нем была совесть. И он выступил с докладом на закрытом заседании XX съезда. Потрясенные делегаты слушали рассказ о казнях и пытках тысяч людей. Казалось-бы они знали все и раньше. Но открывшаяся панорама ужасов была невыносима и многие падали в обморок. После XX съезда началась «оттепель» - временная либерализация - до Горбачевской весны было еще 30 лет! Плохо было тем, кто не понял это, кто подумал о действительном конце ужасов прошлого. Молодые и прогрессивные члены КПСС выступали на партсобраниях с вопросами - где гарантии, что старое не вернется? Нужно коренным образом изменить всю систему руководства страной... А это то, что не мог вынести Хрущев и его окружение. И этих людей стали арестовывать и волны репрессий продолжались еще долго и особенно после Хрущева при Брежневе... Невежественному Хрущеву импонировал невежественный Лысенко. Он был «свой». Весь «простецкий» облик, сбивчивость речи, сиплый голос, контраст с этими классово-чуждыми интеллигентами с их заумными доводами, «МХАТовским» произношением и интонациями, и ссылками на данные мировой науки. Беспартийный Лысенко по указанию Хрущева принимал участие в заседаниях Политбюро КПСС! Он был главным консультантом по вопросам сельского хозяйства. Хрущев полагал, что наступило время реализации возможностей колхозов и совхозов. Для этого нужно было еще сильнее ограничить личные хозяйства — и по всей стране, стали «урезать» приусадебные участки — огороды и сады, уменьшать сенокосы и еще более ограничивать содержание скота колхозниками — зачем он, когда лучше купить молоко в колхозе? Это была очередная катастрофа. Приусадебные хозяйства, занимавшие несколько процентов пригодной для обработки земли, давали до 40 % (!) овощей и фруктов. В странном, на грани идиотизма, энтузиазме Хрущев пытался направить всю страну на решение невыполнимой задачи — посредством совхозно-колхозной системы, при отсутствии инициативы и заинтересованности работников, показать всему миру, сколь несовершенна экономическая система «Запада». Там на «западе» фермеры составляют всего несколько процентов численности всего населения и обеспечивают продовольствием не только свои страны, но многих других. В чем там секрет? Оказывается в США дело в разведении кукурузы! И вот по указанию Хрущева вся страна от Средней Азии до Заполярья (!) разводит кукурузу. Агроном «X» получает большие урожаи гороха. «А горох очень полезен, он нужен рабочему, он нужен пахарю...» (Из многочасовой речи Хрущева по телевизору). И вот «X» назначен министром Сельского хозяйства страны. Мяса нужно в несколько раз больше! И Первый секретарь Рязанского Обкома КПСС Ларионов публично и торжественно берет обязательство — в течение одного года увеличить производство мяса в несколько раз... Несчастная страна!
– Обязательство было выполнено — были отправлены на бойню практически все коровы — бесценное молочное стадо — Рязанской области. Восхищенный Хрущев награждает Золотыми звездами Героев Социалистического Труда большую группу (потрясенных гибелью своих коров) рязанских женщин - доярок и скотниц и произносит маразматическую речь во славу «рязанской бабы» — вот они какие герои! А через некоторое время Ларионов, также, естественно, награжденный Золотой звездой, кончает жизнь самоубийством - подорвано на много лет животноводство Рязанской области.

Тут нужен Салтыков-Щедрин. С годами все больше проникаюсь я чувством, что именно он самый великий русский писатель. Его история города Глупова, его сказки — это про нас, про наше время. Один из способов «догнать и перегнать» - увеличить содержание жира в молоке коров. В стране остро не хватает сливочного масла. Это в Америке в наше время главная задача — чтобы поменьше было жира, а то, говорят, атеросклероз будет. А в СССР тогда нужно было увеличить производство этого масла — было оно «в дефиците» — за ним ездили в Москву И вот тут и началась последняя авантюра Лысенко. Недалеко от Москвы есть прекрасное место — Горки. Там провел последние месяцы жизни Ленин. И называлось это место с тех пор Горки-Ленинские. В 1950-е годы в Горках было Опытное хозяйство ВАСХНИЛ, там ставил свои опыты Лысенко. Там изучал действие удобрений в странных комбинациях на урожай разных культур, там развел стадо коров, с целью выведения породы, дающей особо жирное молоко. Лысенко был против генетики. Он полагал, что наследуются признаки, приобретенные в ходе жизни родителей и обусловленные их условиями жизни. Отсюда следовало, что если кормить корову так, чтобы содержание жира в ее молоке было бы высоким, то у ее дочери — телки также будет молоко с высоким содержанием жира. И так через несколько поколений... Эта мечта воодушевляла. Начали они не с нуля - выписали из Дании бычков - породы, известной по этим качествам. Как говорили тогда острословы «особо жирномолочных бычков». И начали соответственно кормить стадо и определять содержание жира в молоке коров [4]. Расчеты были сплошной поэзией. Если обычное содержание жира в молоке коров около 2,5 %, - у этих коров в молоке было до 4 %! А это значит, что если пересчитать на всех коров и все молоко в стране как раз и удастся увеличить производство сливочного масла почти в два раза! (Как-то не учли эти поэты не только невозможность замены пород коров в стране, но и величины удоев молока. В литре содержание масла в два раза больше, а литров меньше в три раза... И вообще, если забыть об объемах — и искать самое жирное молоко — лучше всего заячье - у зайчих жира в молоке до 30%. Прекрасная мечта - заячьи молочные фермы...). Хрущев был очарован этой поэзией, и могущество Лысенко еще более возросло. 18 октября 1964 г. Хрущев был смещен и на его место встал Л.И.Брежнев. А через некоторое время комиссия АН СССР под председательством М. В. Келдыша сообщила результаты обследования работ Лысенко в Горках-Ленинских. Много чего там было сказано, что было и так ясно — о безграмотности в постановке опытов и бесплодности многолетних работ. Трудно было что-нибудь добавить принципиальное к еще довоенной критике Н. И. Вавилова, Н. К Кольцова, к выступлениям И. А. Рапопорта, статьям В. П. Эфроимсона, книге Ж. Медведева. Мы все это знали и без этой комиссии. Но были замечательные подробности — лучшая из них — рацион стада «жирномолочных коров» — их кормили, среди прочего, отходами шоколадно-кондитерской фабрики. Поэтому коровы не просто давали молоко с высоким содержанием жира, но, может быть, это было не молоко, а какао?

Кончилась официальная власть Лысенко. Но еще долго его ставленники тормозили, где могли развитие науки, еще долго в школах и университетах некому было преподавать основы истинной науки. С падением Лысенко началось возрождение науки. Базой современной Молекулярной биологии стал созданный В. А. Энгельгардтом институт - теперь он не нуждался в мимикрии - и сменил название - вместо «Радиационной и физико-химический биологии» стал называться просто «Институт молекулярной биологии». Аналогичным образом, созданный в качестве отдела Института атомной энергии им. Курчатова, стал самостоятельным Институт молекулярной генетики (см. очерк о Р. Хесине). В Путинском центре, естественно, также развивалась молекулярно-биологическая тематика в Институте белка и в Институте биохимии и физиологии микроорганизмов, но этим можно было заниматься и в других местах страны. Путинский Научный центр биологических исследований АН СССР - стал лишь одним из мест, где стало возможным открыто заниматься современной наукой. Прошло 45 лет... В одном из лучших мест центральной России, на высоком берегу Оки, овеваемый ветром, насыщенным запахами окрестных полей и светлых лесов, овеваемый воздухом прошедших столетий, воздухом истории стоит молодой город. Здесь все приспособлено для сосредоточенной научной работы. От дома до лаборатории пешком за 7-15 минут среди зелени, в аромате трав и цветов. Город, специально построенный для получения нового знания — высшей привилегии человечества. Девять современных научных институтов и Радиоастрономическая станция с радиотелескопами, виварии, Конструкторское бюро, Путинский государственный университет и наряду с ним филиал МГУ и все необходимое для жизни современного молодого города. Все научные институты принадлежат Российской Академии наук. Они расположены «в линию» — на одной Институтской улице. Первые при въезде в город — Институт фундаментальных проблем биологии (директор В. А. Шувалов) и Институт физико-химических и биологических проблем почвоведения (директор В. Н. Кудеяров). Далее по порядку — до 1990 г. единый Институт биофизики, разделенный (в связи с событиями, сопровождавшими историю с фторуглеродами) на два — Институт теоретической и экспериментальной биофизики (директор Г. Р. Иваницкий) и Институт биофизики клетки (директор Е. Е. Фесенко). Разделение этого, созданного Г. М. Франком Института вызывало протесты сотрудников, однако они не были услышаны руководством АН СССР. Об этом Институте уже было несколько сказано в предыдущем очерке. Разнообразие его тематики соответствовало широте предмета современной биофизики, являющейся, в сущности, современной Теоретической биологией и по содержанию, и по стилю, и по применению математики и общефизических методов в исследованиях. Диапазон исследований — от механизмов работы мозга — природы кратковременной и долговременной памяти, природы электрической активности мозга, биохимии нейромедиаторов, функционирования отдельных нейронов и их взаимодействия до рентгеноструктурного анализа макромолекул и математического моделирования полиферментных систем. Существенное место в тематике института в прежние годы занимали колебательные и автоволновые процессы в системах разного уровня сложности. Эти исследования в значительной мере явились основанием для развития того, что получило название синергетики. Значительные результаты были получены в Институте в исследованиях культур клеток и тканей, создании новых приборов и методов. Институт математических проблем биологии (директор В.Д.Лахно) долгие годы имел задачу обеспечения проведения вычислительных работ в других учреждениях Научного центра. Его Вычислительный центр с большими машинами серии ЕС предоставлял «машинное время» для всех нас. Широкое распространение современных персональных компьютеров сделало эту функцию Института ненужной. Собственные исследования сотрудников также посвящены широкому диапазону задач - от математического обеспечения рентгеноструктурного анализа, моделирования процессов молекулярной динамики до динамики популяций и проблем экологии. Институт математических проблем расположен в здании Института белка (директор Л. П. Овчинников) — возможно, наиболее современного по стилю института Пущино. Здесь принципиально мала численность сотрудников в лабораториях, наиболее современное оборудование, относительно очень хорошее обеспечение реактивами и материалами и строго целеустремленное проведение исследований. Основной объект исследований на протяжении многих лет — рибосомы и механизмы синтеза белка. Кроме того, в Институте исследуются общие проблемы термодинамики макромолекул и механизмы реализации трехмерной структуры белка соответственно аминокислотной последовательности в полипептидных цепях. Работы сотрудников этого Института широко известны в мире. Это истинно высококлассные научные ювелиры. Следующий по порядку — Институт биологического приборостроения (директор Е. А. Пермяков). Этот Институт создан всего несколько лет назад, однако задуман он был с самого начала Путинского центра. Все эти годы существовало большое Специальное Конструкторское Бюро, разрабатывавшее и выпускавшее ценное уникальное оборудование и имевшее в штате высококвалифицированных инженеров и конструкторов. Они создали, в частности, комплекс приборов для исследования Биоэлектрической активности (см. очерк о Вепринцеве) и высокоточный микрокалориметр, разработанный П. Л. Приваловым. Институт биохимии и физиологии микроорганизмов (директор А. М. Воронин) с самого начала был создан с идеей объединения фундаментальных и прикладных работ. В первые годы это было сознание теоретических и технологических основ непрерывного культивирования микроорганизмов. В этих работ сочеталось построение и исследование математических моделей, разработка методов непрерывного контроля необходимых параметров культуральной среды с конструированием лабораторных и промышленных установок - аппаратов для такого культивирования. Создание этих установок — одно из достижений СКБ вместе с Институтом. Сопряженно с этими работами проводились исследования биохимии и биофизики микробной клетки, а также, большая работа по генетике промышленно ценных микроорганизмов и созданию необходимой коллекции ценных штаммов. В последние десятилетия эти работы были дополнены генно-инженерными исследованиями. Последний по Институтской улице расположен филиал Института биоорганической химии имени М. М. Шемякина и Ю. А. Овчинникова (директор филиала А. И. Мирошников). Это, как и основной Институт в Москве, научное учреждение, оборудованное самой современной аппаратурой и приспособленное для решения любых задач современной молекулярной биологии, генетики, микробиологии. Отдельно расположена Путинская Радиоастрономическая обсерватория Астрокосмического центра Физического института им. П. Н. Лебедева (директор Р. Д. Дагкесаманский). Более 10 лет назад органической частью Путинского Центра стал Путинский государственный университет. Преподают в нем сотрудники пущинских институтов. В лабораториях институтов студенты проходят практику. Однако, было бы естественней не создавать отдельный Путинский университет, а должным образом расширить филиал Московского Университета (как и было задумано при создании Путинского Центра!). В самом деле, было бы естественней. Однако теперь, когда ПущГУ существует уже много лет его слияние с МГУ сопряжено со многими сложностями и вряд ли рационально. Похоже, ПущГУ нашел свою экологическую нишу. Он готовит магистров, т. е. выпускники различных вузов страны - бакалавры - получают возможность дополнительного образования в современном научном центре. Таланты равномерно распределены среди всех детей страны. Лишь очень немногим из них удается поступить в МГУ Мало у нас первоклассных университетов. Здесь, в Пущино могут «найти себя» будущие деятели науки из самых отдаленных мест России и других стран. Пущино на пороге новой жизни. Свободные территории застраиваются коттеджами богатых москвичей. Строятся заводы, работа которых должна быть основана на достижениях науки. Но жизнь в научных институтах еле теплится. Наука в Научном центре не получает необходимой поддержки. В предыдущих главах мне по ходу рассказа приходилось говорить и о собственных исследованиях. Прошло более 55 лет моих занятий исследованием «макроскопических флуктуации» — природы неуничтожимого разброса результатов при измерениях процессов разной природы. Это очень много. Результаты этих работ, возможно, имеют общенаучный смысл, но рассказывать о них в книге с названием «Герои, злодеи, конформисты российской науки» было бы неправильно. Я написал множество обзорных статей и готовлю к изданию книгу, в которых представлены результаты многолетней работы [5]. Аналогичным образом обстоит дело с работами М. Н. Кондрашовой [6]. Мы ограничимся кратким списком наших работ «для любознательных». Примечания 1. Эта история с выжиганием широколиственных лесов после VIII века вдруг буквально вышла на поверхность. Я копал яму для компоста на своем дачном участке вблизи деревни Тульчино. На глубине около одного метра начался слой толщиной 30-50 см. черной земли мелкого древесного угля - остатков древних «дославянских» лесов. Сбежались владельцы соседних участков и я, стоя в яме, прочел им лекцию об истории этих мест. 2. Творогов О. В. Древняя Русь. События и люди. СПб.: Наука, 1994. 3. Беспалов Ю. В. Земля вятичей. М. о.: Издательский дом «Московия», 2007. Юрий Васильевич Беспалов (1936-2007), профессиональный историк, многие годы занимался историей приокских земель («Заочья»). Его замечательные рассказы в лекционных аудиториях и в ходе экскурсий были бесценны. Они частично составляют содержание его книги. Издать ее он не успел. Это сделано заботами его друзей 4. Опубликована книга «Лысенковщина глазами очевидца» (М.: Колос, 1997), автор - Анатолий Ефимович Степушин работал в Горках и представил яркое описание этого периода «исследований» Лысенко. 5. Непростое дело - выбор «самых принципиальных» работ из опубликованных нами за полвека... Не удается это. 1) Шноль С. Э. О характере действия и выделении водорастворимой АТФ-азы почек // Биохимия. 1952. Т. 17. Вып. 4. С. 420-426. 2) Шноль С. Э., Кондрашова М. К, Шольц X. Ф. О многофазном характере зависимости АТФ-азной активности актомиозина и миозина от различных воздействий // Вопросы Медицинской Химии. 1957. Т. 3. Вып. 5. С. 54-64 (соавт.). 3) Шноль С. Э. О самопроизвольных синхронных переходах молекул актомиозина в растворе из одного состояния в другое // Вопросы Мед. химии. (1958). т. 4. Вып. 6. С. 443-454. 4) Шноль С. Э. Конформационные колебания макромолекул.// В сб. Колебательные процессы в биол. и хим. системах (1967) М. Наука С. 22-41. 5) Макроскопические флуктуации с дискретным распределением амплитуд в процессах различной природы// Итоги Науки и Техники Молекулярная биология, (1985) Т. 5 М. ВИНИТИ, ред. В. П. Скулачев с. 130-200. 6) Шноль С. Э., Коломбет В. А., Пожарский Э. В., Зенченко Т. А, Зверева И. М., Конрадов А. А. О реализации дискретных состояний в ходе флуктуации в макроскопических процессах // Успехи физич.наук 1998. Т. 168. № 10. С. 1129-1140. 7) Шноль С. Э., Зенченко Т. А., Зенченко К И., Пожарский Э. В., Коломбет В. А., Конрадов А. А. Закономерное изменение тонкой структуры статистических распределений как следствие космофизических причин // Успехи физических наук 2000. Т. 170. № 2. С. 214-218. 8) Шноль С. Э. Макроскопические флуктуации как следствие арифметических и космофизических причин (Факторы, определяющие тонкую структуру гистограмм, возможно, находятся за пределами Солнечной системы) // Биофизика. 2001. Т. 46. №5. С. 775-782. 9) Simon E. Shnoll Changes in Fine Structure of Stochastic Distributions as a Consequence of Space-Time Fluctuations // Progress in Physics. V. 2. April, 2006. P. 39-45. 10) Simon E. Shnoll The «Scattering of the Results of Measurements» of Processes of Diverse Nature is Determined by the Earth's Motion in the Inhomogeneous Space-Time Continuum. The Effect of «Half-Year Palindromes» // Progress in Physics. V. 1. January 2009. P. 3-7. 6. 1) Кондрашова М. Н. Взаимодействие процессов переаминирования и окисления // Биохимия. 1991. № 56. Р. 388-406. 2) Кондрашова М. Н. Гормоноподобное действие янтарной кислоты // Вопр. Биол. Мед. Фармац. Химии. 2002. № 1. С. 7-12. 3) Литвинова Е. Г., Овсепян А. А., Кондрашова М. Н. Натуральный экстракт доктора Мухина — биологически активная добавка из личинок восковой моли с лечебным и профилактическим действием при бронхо-легочных заболеваниях: иммуномодулирующая и антибактериальная активность, лечебное действие // X Международный Съезд ФИТОФАРМ «Актуальные проблемы создания новых лекарственных препаратов природного происхождения» Санкт-Петербург. 2006. С. 219-223. 4) N I. Fedotcheva, A. P. Sokolov, M. N. Kondmshova Non-enzymatic formation of succinate under oxidative stress // Free Radical Biology & Medicine. 2006. № 41. P. 56-64. 5) Кондрашова М.К, Тихонов В.П., Сирота ТВ. и др. Аэроионы. Ионизированный кислород снаружи и внутри организма. Провидение Чижевского // Вестник Калужского Университета. 2007. № 1. Р. 64-74. 6) Хундерякова Н. В., Захарченко М. В., Захарченко А. В., Кондрашова М. Н. Гиперактивация сукцинатдегидрогеназы в лимфоцитах крови новорожденных крысят // Биохимия. 2008. №73. Р. 414-419.

В самом деле, прошло около 45 лет нашей жизни в Пущино... Многих из нас уже нет. Новые люди, новые планы, новые настроения... Из 45-ти лет жизни в Пущино - примерно 30 первых существовал Советский Союз. Привычная структура. Полный приоритет партийного руководства, подчинение ему Академии наук. Понятная организация — планы, отчеты, централизованное снабжение материалами, реактивами, приборами — есть «Академснаб». Существует понятие «интересы страны» — с такими словами можно было обращаться в высокие инстанции, чтобы наладить лекционную работу в школах, предохранить от распашки пойменные земли, организовать международный научный симпозиум, поддержать новое научное направление, добиться издания «приоритетной» книги. Было куда обращаться! В Серпуховский горком КПСС, Отдел Науки ЦК КПСС, Президиум АН СССР, в Министерства, в... КГБ. Пароль - «интересы страны». Знание этой структуры, действия с учетом этого знания и есть «конформизм». Вовсе не положительна в своих действиях и проявлениях была эта структура. Однако, кончились времена массовых репрессий и «мероприятий» по подавлению науки. Но структура осталась прежней. И стиль прежних лет почти не изменился. И много еще плохого было связано с этой структурой. Но... было к кому обращаться «в интересах страны». И вот все рухнуло. Исчезла власть КПСС. Распался Советский Союз. Нарушилась структура. Потерял смысл пароль «интересы страны». Наука — государственное дело. Она не может существовать вне структуры. На создание новой структуры нужны десятилетия. А тут мы все - колхозы, совхозы, заводы, заповедники, научные центры, спортивные организации, — оказались в «бесструктурном вакууме». Нет больше Академснаба. Нельзя заказывать приборы и реактивы. Почти не платят зарплату. Нет средств на электричество и теплоснабжение. Мы никому не нужны. И некуда жаловаться. Поразительно при всем том, что в это время не рухнула лишь одна часть структуры — транспорт: автобусное сообщение с Серпуховым и Москвой не прекратилось, и очень скоро появилось множество частных микроавтобусов и «таксистов»... В аналогичные 1917-1920 гг. Паустовский с удивлением цитировал чьи-то слова: «А трамваи ходют...!» Это время было самой трудной стадией процесса «метаморфоза», о котором говорилось в главе 1. Вместе с исчезновением Академснаба и планового финансирования исчез и «гнет системы». Исчез «железный занавес». Сняты запреты на публикации в иностранных журналах. Множество наиболее перспективных научных работников уехали в другие страны. В институтах остались «наиболее стойкие».

Академия наук. Геологи и ювелиры Добыча Нового Знания — трудная работа. В тяжелых и не престижных поисках, в тайге или пустыне геологами найдено месторождение алмазов, Тот (та), кто предсказал(а) открытие месторождения, давно умер(ла). Из многих геологических экспедиций лишь одной удалось, в самом деле, найти месторождение. А потом в тоннах пустой породы, в реве промывающей эту породу драги, оказывается на «лотке» несколько невзрачных камушков - алмазов. Но блеск и слава открытия — удел ювелиров — мастеров обработки. И может быть так и надо? Без них никто не поймет ценность предмета. Но что бы стоила вся наука без «геологов»? Без тех, кто отправляется в тяжелые экспедиции без предварительной гарантии успеха. Финансовую поддержку — гранты — получают, как правило, ювелиры, превращающие невзрачные алмазы, найденные геологами, в брильянты. Грантовая наука — не лучшее условие научного прогресса. Человечество должно поддерживать пионеров. Стимулы их действий — непреодолимая, биологически обусловленная жажда знания, любознательность как условие победы в естественном отборе, условие возникновения в ходе биологической эволюции нас с вами уважаемый читатель. Мне кажется «пионерское» качество характерным для российской науки. Его не полностью уничтожила советская власть. В сочетании с духом товарищества и взаимной поддержки, а не конкуренции, это то о чем вспоминают наши друзья в разных странах. Когда же проснется сонное царство? Н. В. Тимофеев-Ресовский говорил в 60-е годы: «Всякое коренное изменение состояния общества длится не менее пяти поколений. Так что не суетитесь, а размножайтесь!» «Размножайтесь - т. е. идите в университеты, учите, чему можете студентов.» Пять поколений... Это сто лет... Нет, это слишком. С тех пор уже прошло два поколения. Ждать еще шестьдесят? Ждать, когда в нашем государстве кончатся правительственные реорганизации и найдутся деньги на поддержку российской науки... Найдутся, но лишь на науку грантовую. Где деньги выделяются на основании мнения жюри - профессионалов. А профессионалы поддерживают, как правило, лишь ювелиров (что, естественно, необходимо) — они не могут поддерживать, то, что они сами не знают, т. е. вполне новое знание. В условиях резкой недостаточности финансирования, отсутствия денег уже не на научную работу, а на нищенскую зарплату (в среднем в два-три раз ниже прожиточного минимума!) в Академии наук возникла идея «людоедства» — финансирования «элитных учреждений» за счет резкого уменьшения числа институтов и, соответственно, научных сотрудников в институтах неэлитных. Мысль, что у нас число научных работников в 5-7 раз больше необходимого принадлежит «прогрессивным реформаторам» — Е. Т. Гайдару и министру в его правительстве Салтыкову. Это типично абстрактно-справедливое умозаключение. Умозаключение, не учитывающее ни специфики нашей науки, ни реальных условий. Одним из важнейших при этом является вопрос о судьях. Кто и на каком основании должен решать «быть или не быть» данному институту, лаборатории, работнику. Естественно, что в принятой классификации судьями оказываются ювелиры-администраторы. Именно они составляют значительную часть академиков и членов корреспондентов в Российской Академии Наук.

Острота положения российской науки стала невыносимой в начале осени 1997 года. Особенно острым стало положение научных центров — относительно изолированных городов и поселков, в которых нет иных мест для работы, кроме научных учреждений. В те дни я написал отчаянную статью в Литературную газету (1.10.1997 №40(5672)) Вот выдержки из ее текста: Остановитесь! Российская наука на грани необратимого разрушения. «В Академии наук готовится трехкратное сокращение научных сотрудников и научных институтов. Готовится в тайне, оправдывается обстоятельствами и осуществляется безнравственно и без учета необратимых последствий для нашей страны. Критериями для сокращений являются некие „коэффициенты", вычисляемые при анализе публикаций руководителей лабораторий в научных журналах. При этом публикации на английском языке в „основных" журналах оцениваются в 10-50 (!) раз выше, чем в основных отечественных на русском языке, а число ссылок на работу руководителя (индекс цитирования) лаборатории делится на число сотрудников лабораторий. Не оценивается значение работ, не учитываются работы сотрудников. В высоких традициях отечественной науки не принято приписывание имени руководителя ко всем работам сотрудников. В высоких — не принято... Эти „коэффициенты" неверны и безнравственны. Они могут быть достаточно большими лишь у относительно небольшой части наших ученых. Всем ясно, что, как правило, высок индекс цитирования у статей, в направлениях, где работает множество лабораторий в мире. Это, как правило, направления, где необходимые исследования быстрее и лучше нас сделают наши зарубежные коллеги, где отечественным ученым в лучшем случае удается „удержаться на уровне". Такие работы тоже нужны, но их никак нельзя считать престижными без дополнительного анализа. Ясно, что индекс цитирования обычно велик и у тех, кто ставит свое имя в качестве автора в работах своих сотрудников. У тех, кто предпочитает английский язык русскому. А значительная часть сотрудников наших институтов последние годы лишена не только возможности продуктивной научной работы, но, как правило, и средств существования. Произошла „перестройка"... Последние шесть лет привели наши научные и учебные заведения в бедственное состояние. Никаких денег на приборы и реактивы. Нищенская и нерегулярная зарплата. Почти весь пласт среднего возраста, возраста научной зрелости, носители идей и опыта наших лабораторий, кому позволяют обстоятельства, там — в США, Англии, Швеции, Финляндии, Японии. Это не „утечка мозгов", как принято думать, они там „на сохранении" — там они сохраняют квалификацию, работают на новейших приборах, общаются с коллегами всего мира. Большинство жаждет вернуться. Вернуться, чтобы работать, когда это станет возможным. Но многие не уехали. В почти не согреваемых зимой лабораторных помещениях, при отсутствии самого необходимого, еще ведут исследования обнищавшие научные работники. Те самые самоотверженные энтузиасты, посвятившие свою жизнь тяжелому научному труду. Те самые, кого учили в университетах, те, некогда юные, носители знаний, опыта, традиций отечественной науки, кто в благоприятных условиях мог прославить страну ценными достижениями. Осталось теперь объявить им: „Вы работаете непродуктивно! У вас низок 'импакт-фактор' и 'индекс цитирования'!" Лишить их работы и фактически лишить их жизни — никаких „побочных" средств к существованию у настоящих научных работников нет. Эти „настоящие" как раз остались в лабораториях — не ушли в торговлю или в банки. Поэтому никто не заменит уволенных научных работников. С отъездом многих, мы дошли до критического уровня. В наших лабораториях каждый член коллектива выполняет свою, как правило, незаменимую функцию и лишь во взаимодействии всех возможна продуктивная работа. Так могут погибнуть и научные структуры, сохранение которых — залог будущего возрождения. Особенно остро все это в российских научных центрах. Примером может быть Пущинский центр биологических исследовании РАН. ...Из всех этих институтов только два — Институт Белка (директор акад. А.С.Спирин) и Институт Биофизики Клетки (директор проф. Е. Е.Фесенко) имеют „коэффициенты", достаточные для выживания. Это заключение сделано в ходе проведенной за закрытыми дверями, предварительно открыто не обсужденной процедуры, значительно поименованной аккредитацией. Формально ее проведение должна была осуществить компетентная комиссия из трех человек: два академика и доктор наук. Однако реально работа свелась к вычислению пресловутых коэффициентов одним техническим сотрудником. Никакие другие важные и принятые в международной практике показатели, которые были затребованы комиссией, не были учтены. А к ним относятся такие существенные показатели, как число грантов, патентов, договоров, квалификация научных сотрудников, значимость результатов. В наших трудных условиях возникли новые формы поддержки и оценки науки и научных работников: стипендии, гранты РФФИ, соросовские стипендии, гранты РФФИ по поддержке ведущих научных школ; однако это никак не учтено проведенной обработкой... Результаты такой обработки были обнародованы на заседании Отделения Физико-Химической Биологии Академии 15 сентября с. г. и утверждены им без дополнительного рассмотрения... Нужен государственный разум, чтобы понять — в таких условиях „реорганизация" невозможна. Денег, полученных при таких сокращениях, все равно не хватит для обеспечения научной работы и сносного существования оставшихся. Не моя это специальность — экономика — но знаю я, что один современный бомбардировщик стоит столько же, сколько все потребности на науку в научном центре на год. Понимают ли это руководители Академии наук и правительства? Опасаются ли они подрыва интеллектуальной мощи страны? Волнует ли их перспектива разрушения российской науки, невозможность устройства на работу в научные лаборатории страны талантливых студентов, обучающихся сейчас в наших университетах? Должны ли мы готовить наших выпускников лишь для работы в зарубежных лабораториях?

И особенно остры эти вопросы, применительно к судьбам научных центров и конкретно нашего, пущинского... Мы в прошлые десятилетия пережили гнет Лысенко. Теперь нам объясняют, что есть наука молекулярная биология, а таких наук, как биофизика или радиобиология — таких нет. Как это наивно! В молекулярной биологии мы, в самом деле, на хорошем уровне — но лишь там и тогда, когда наши исследователи работают в зарубежных лабораториях — может быть лишь полгода в каждый год, но там. Там оборудование, там реактивы. Там крайне интенсивные и важные исследования. Там наши люди показывают, что они не хуже прочих. Но в молекулярной биологии мы лишь второстепенны — и надолго. „Они" и без нас все сделают. Конечно, мы должны все это уметь или, по крайней мере, понимать. Отечественная наука своеобразна. Мы никогда не имели изобилия приборов и реактивов. Мы многое пережили. Но в наших лабораториях жила оригинальная мысль, мы проводили исследования неизведанных проблем. Здесь не удается в рыночном „грантовом ажиотаже" быстро публиковать свои исследования в „престижных" журналах. „Служенье муз не терпит суеты..." — любил эту цитату из Пушкина наш (увы, покойный) директор Г.М.Франк. Нужно остановить, пока не поздно, последний этап разрушения нашей науки. Ее без сомнения нужно реорганизовывать и укреплять. Это нельзя делать такими методами. Это вообще нельзя делать в существующей ситуации. Поспешность смертельно опасна. Остановитесь!» 21 сентября 1997 г. Пущино Я сознавал возможную реакцию академических деятелей. Она была резкой и даже бурной. В газете «Поиск» развернулась дискуссия... Важен результат: «Начальство» от идеи резкого сокращения институтов в то время отказалось. Пожалуй, это уникальный случай - газетная статья повлияла на решение руководства. В Президиуме Академии сказали, что они и не собирались проводить сокращение... Моя цель была достигнута. Однако суждение о ценности научных работников по индексу цитирования и импакт фактору журналов сохранилось — и, правильно, так и следует оценивать ювелиров. А геологов следует оценивать по общенаучному значению их работ. Это трудно, требует очень большой эрудиции, широты мысли и объективности экспертов. Вряд ли это по силам тайным экспертным советам, распределяющим гранты. Вряд ли. Часто это вообще недоступно современникам и оценка достижений «геологов» происходит «посмертно». Однако жизнь становилась все более тяжелой. В последовавшую морозную зиму 1997-1998 гг. холод в лабораториях, задержка и уменьшение и без того нищенской зарплаты сделали жизнь российских научных работников трудно выносимой. Научные учреждения оказались не в состоянии не только обеспечивать исследовательскую работу, но и оплачивать расходы электроэнергии и теплоснабжения. Начались отключения институтов от электро- и теплосетей. По всей стране профсоюзы организовывали протесты. Резко активизировались коммунисты (как не хочется мне употреблять по отношении к ним это слово — никакие они не коммунисты, а просто члены партий, использующих такие наименования!). Весной и в начале лета 1998 г. начались марши протеста научных работников. Главным их организатором был наш пущинский сотрудник, ставший профсоюзным деятелем — Валерий Николаевич Соболев. Наука в СССР, как показано в предыдущих главах, была под гнетом партийно-административной системы. Но она была. Теперь мы свободны, но подошли к критической черте полного уничтожения отечественной науки. И я сделал еще один наивный поступок — послал в Литературную газету «Открытое письмо Президенту Б. Н. Ельцину». Естественно, я не получил на него ответа. Пусть оно останется, как характеристика времени. Вот его текст (с небольшими купюрами). (Литературная газета № 26, 24 июня 1998 г.). Открытое письмо президенту Б. Н. Ельцину: Дать погибнуть науке — погубить страну Глубокоуважаемый Борис Николаевич! В эти дни научные работники разных городов и научных центров участвуют в разных формах протестов, чтобы привлечь Ваше внимание и внимание правительства к чрезвычайной ситуации в российской науке. Однако, Вам, безусловно, итак известно, что положение в самом деле критичное. Российская наука с ее традициями и потенциалом, с ее более чем 250-летней историей на грани необратимого разрушения. В нарушение Конституции и данных обещаний, финансирование науки уменьшено до недопустимых размеров. Наша, нерегулярно выдаваемая, зарплата ниже прожиточного минимума, полностью прекращено поступление средств на реактивы, приборы и материалы. Не поступают средства на оплату электроэнергии и водоснабжения. Российский фонд фундаментальных исследований не выплачивает в обещанных размерах деньги даже по небольшому числу утвержденных грантов. С начала года не выплачиваются деньги по грантам поддержки Ведущих Научных школ России. Ужасно положение молодых научных работников — выпускников наших вузов. С нищенской зарплатой, без надежд на получение жилья им остается искать себе поприще в бизнесе или уезжать в другие страны. Этим подрывается наше будущее. Мы еще живы! Еще проводятся в наших (зимой почти не обогреваемых) лабораториях оригинальные исследования. Еще выполняются ценные работы. Но мы на пределе. Обращаться к правительству бесполезно. Мы не шахтеры. В правительстве нет никого, наделенного достаточной властью и пониманием масштаба ситуации. Нам будут объяснять, насколько наша наука хуже американской, нам будут объяснять, что мы должны сами добывать деньги в бизнесе или посредством сдачи в аренду наших зданий... Развитие науки нельзя остановить на время, а потом продолжить. В 1948 г. — 50 лет назад! — была сессия ВАСХНИЛ — победил Лысенко — погубили отечественную генетику — и мы до сих пор не полностью восстановили потери. Сейчас речь идет о гибели сразу практически всех фундаментальных научных направлений, о нарушении связи поколений, о невозможности привлечения в наши лаборатории необычайно талантливых выпускников вузов последних лет (пока еще есть у кого учиться!). Катастрофа 48-52-х годов повторяется в широчайшем масштабе! Вы — президент — все это знаете. На Вас лежит личная ответственность за нашу страну и, следовательно, за судьбы нашей науки. Здесь нужно проявить мудрость и власть! Сиюминутные рыночные оценки не пригодны, когда речь идет о будущем страны! Проявите власть — спасите российскую науку! Читатель, наверное, догадался, что ответа на эти обращения не последовало. Нашим правителям не до нас... Прошло еще несколько лет. Во главе вертикали власти стал В. В. Путин. Правительство решило коренным образом реформировать науку в стране. Идеи этого реформирования были прежние. Слишком много низко-продуктивных научных сотрудников и, соответственно, институтов. Кроме того, эти институты расположены в очень ценных местах — земля в городе очень дорого стоит. И здания многих институтов слишком для них хороши. А налоги за землю и прочее они не платят. Кроме того, раз Академия тратит бюджетные деньги — нужно, чтобы ею руководили государственные органы, а не странная организация, являющаяся, в сущности, клубом престарелых академиков... И Правительство вернулось к людоедской идее кардинального сокращения численности научных работников и научных учреждений. Престарелые академики попытались возразить. Их протесты были разными способами подавлены. Мероприятия руководства были нерациональны и безнравственны. Безнравственны увольнения людей, сохранивших в трудные годы верность науке. Людей полностью посвятивших свою жизнь трудному делу — науке. Особенно остро обстоит дело в Научных центрах - увольняемым («сокращаемым» - какое слово!) здесь некуда деться - другой работы нет. В нашем Институте о сокращениях было объявлено на следующий день после заседания Ученого совета 30 июня 2007 г., на котором авторитетная академическая комиссия сообщила о весьма высоком уровне научной работы в Институте... Основной критерий — число опубликованных статей в единицу времени... Чтобы выполнить предписание, были уволены все технические сотрудники - мастера в мастерских и т. п. Среди уволенных — лауреат Ленинской премии А. Н. Заикин, многие годы ищущий пути решения весьма сложной задачи и потому пока не публикующий результат... Узнав о предстоящем сокращении, внезапно умерла М. И. Хабарова — одна из выпускниц МГУ в энтузиазме приехавшая в Пущино летом 1964 г. После первых сокращений последовала столь же безнравственная вторая волна. Весной 2008 г. было объявлено третье... Науку опускают... Мы попытались обратиться к Президенту В. В. Путину. Написали обстоятельное письмо от имени Ученого совета. Ответа не было. Письмо пустили по обычным бюрократическим ступеням обратно - оно вернулось в Академию — и пропало. До нас опять не снизошли. Президент не отвечает. Министерство не внемлет. Академия наук выполняет неверные решения. Мы с М. Н. Кондрашовой не выдержали и написали большую статью в «Новую газету» с заглавием «Возрождение науки - спасение страны». В редакции название статьи изменили: «Чем гордиться, если наукой управляют счетоводы». В этой статье отражены мысли, в основном уже представленные в этой книге. В тексте статьи — отражение ситуации, как мы ее видим. Я помещаю далее этот текст (Новая газета № 29 24.04.2008).