Между плафонами в металлической сетке торчали, подобно куцым обрубкам сталактитов, раструбы-распылители водяных брандспойтов. На залитом пластиком полу были проложены желоба и сливы, прикрытые мелкой решеткой. Знакомое дело… Принудительная помывка. Как в тресовозке. Хорошую идею всегда стараются использовать повсеместно.

Имелось в камере и кое-что еще. Борис заметил по углам на потолке тусклые глазки двух подвижных видеокамер под небольшими стеклянными колпаками. Расположены они были таким образом, чтобы не попадать под водяные струи и не очень выделяться в свете ламп.

Борис вздохнул. Ладно, постараемся быть оптимистами. Все таки эта тюрьма не из самых худших.

– Напрасно твой друг сглупил, – обратился к нему рыжий, кивком указав на Щербу. – Против колизейского шокера с голыми руками не попрешь. Не нужно под него подсовываться без особой причины.

Борис промолчал. И о том, что Щерба ему вроде как не совсем друг, а так… земляк, сослуживец по хэдхантерской группе и лоханувшийся товарищ по несчастью. И о том, что сам он тоже не так давно очухался после разряда.

О том, что отчаяние свободного, полного радужных надежд человека в одночасье ставшего тресом – вполне уважительная причина, чтобы кидаться на шокеры, он тоже говорить не стал.

– Хорошо хоть ошейник не включили – шею не пожгли, – продолжал рыжий. – Наверное, просто активировать еще не успели. Но это дело нехитрое. В следующий раз могут и включить.

Борис угрюмо слушал незнакомца. Честно говоря, не таких базаров он ожидал от сокамерников в первый день знакомства.

А гладиатор со шрамом на лице говорил все громче и настойчивее.

– Здесь умнее нужно быть, – кажется, на этот раз рыжий обращался ко всем новичкам сразу. – Гладиаторский ошейник жжет шею так, что потом головы не повернешь. Разряд шокера вырубает любого бугая и это тоже чревато…

Рыжий красноречиво скользнул взглядом по разбитой голове Щербы.

– А на арене даже легкая травма, полученная до боев, может стоить жизни.

– Тебе-то какое дело до чужих жизней? – устало вздохнул Борис. Эти странные наставления начинали его раздражать.

– Шкурный интерес, – осклабился рыжий. Во рту у него не доставало нескольких зубов. – Самый что ни на есть шкурный. Не больше и не меньше. Во-первых, у нас тут в почете групповые бои. Трес-файтинг – командный спорт.

Улыбка рыжего стала шире и злее.

– За поединки одиночек сейчас платят неохотно. Публика любит, когда стенка на стенку, камера на камеру, когда много крови и трупов. В таких схватках побеждает обычно та группа, в которой меньше калек.

Ясно. Предположим, ясно…

– А во-вторых? – спросил Борис.

– Во-вторых… – рыжий перестал улыбаться. – Может быть, когда-нибудь представится случай сцепиться с ними…

Он мотнул головой на дверь камеры. Указывая, надо полагать, за дверь.

– Может, получится хотя бы до одного добраться. Тогда, тем более, нужно быть в форме. И живым нужно быть.

– Вы верите в это? – хмыкнул Борис, обводя взглядом сокамерников. – Что удастся добраться?

– Кто-то верит, кто-то нет, – ответил за всех рыжий. – Но я скажу так: если не верить, долго здесь не протянешь. Нет стимула держаться. Нет надежды. Незачем выходить на арену раз за разом, драться снова и снова убивать других. Проще самому подохнуть сразу, в первом же бою.

Какие речи, однако!

– Слушай, а ты не боишься? – спросил Борис.

– Чего?

Борис поднял глаза к потолку, указал взглядом на камеры.

– Там где есть камеры, могут быть и микрофоны.

Рыжий рассмеялся:

– Есть, конечно, а ты как думал? За нами следят и нас слушают круглые сутки. Ну и что с того? Колизейские псы прекрасно понимают, что человек, который попадал сюда, мечтает только об одном. А если мечта эта помогает ему злее драться на арене – им такое только на руку. Да и вообще… Думаешь, с нами можно сделать что-то худшее, чем уже сделали?

Борис так не думал.

– За явное неповиновение и сопротивление здесь карают, конечно, но за базары в камерах – нет, – вводил в курс дела рыжий. – Колизейским тоже не выгодно из-за пустяков портить бойцов вне арены. Так что пар выпускать позволяют, суки. И объяснять новичкам, что да как, тоже разрешают. Тут у нас с ними общие цели.

Как это ни странно, но видимо, все так и было.

– А ты здесь, за мать Терезу, чтобы объяснять? – буркнул Борис. – Или за пахана?

Рыжий покачал головой.