Фалько, хоть и был тут первый человек, держался скромно — успел, правда, в телевизор сказать, что партия его оплатила красочные костюмы для бандуристов. Скромный-то он скромный, но недавно, напирая на общность наших убеждений, требовал, чтобы я плыл туда, на дальний мыс, во вражеский стан с чемоданом листовок.

— Нет! Только с чемоданом колготок! — твердо ответил я.

Любка была в преступном, на мой взгляд, мини: могла бы одеться и поскромней.

Андре, осунувшийся от слишком бурных переживаний последних дней, пока снимал только бабочек, порхающих средь гостей.

С дальнего мыса вспорхнул скромный вертолет министра в сопровождении двух «барракуд». Кортеж приближался… и вот — с пушечным грохотом вылетели из окон ржавые щиты!.. Узнаю эти крепкие руки! Слепые грянули «Встало солнышко» в переводе с «Битлз».

Вертолет опустился прямо на нашу крышу. «Барракуды» кругами сновали в небесах. Сутулясь под замедляющимися лопастями, к трапу кинулся Крот. По ступеням молодцевато сбежал, с черными бровями и в белом костюме, министр ресурсов Шпандырин, и они с Кротом обнялись.

— Ну, этого вы знаете — наша общая совесть! — Крот подвел его к нам.

Шпандырин взмахнул руками:

— Ну как же! И моя тоже! — и обнял Луня.

— С Фалько вы, я думаю, сталкивались?

— Сталкивались! И еще будем сталкиваться! — боевито сказал министр.

Похоже, наш моральный климат нравился ему.

— Упаду для верности? — взволнованно шептал мне Петр.

— …Погодь.

— Эх, погощу я у вас, пожалуй, недельку! — сладострастно почесываясь под костюмом, сказал министр.

— И этот сюда! Что там у них — медом намазано? — Я с изумлением глядел на домик-пряник.

Тут у Вани заверещал телефончик, он поднес его к уху, и было слышно не только ему: «Проверить, все ли слепые слепые!» Он кинулся к бандуристам.

— А это наш замгенерального по экологии, контр-адмирал Дыбец!

— Очищаем бухту! — отрапортовал тот.

— А это замгенерального по связям с общественностью, писатель Попов.

— Тот самый? Что написал «Ой, не кори меня, мати»? — Министр буквально расцвел. Пришлось сознаться: за деньги, обещанные Кротом, и не в том сознаешься… Вот я и зам!

— По голосу совести нашего уважаемого, — забубнил я, указывая на Луня, — решили отдать Пень-хауз оркестру слепых…

Моей бы совести точно не хватило на это! Ход Лунем.

Министр благосклонно кивал… Недолго длилось это блаженство — секунд приблизительно двадцать, но какой-то «терем справедливости» я тут воздвиг.

У Любки заверещал телефончик, и она, поднеся его к уху, с отвращением, как лягушку, передала мне.

— Что там? — испуганно произнес я.

— Не знаю. Видимо, землетрясение, — проговорила она.

…Я медленно поднес трубку к уху. Голос жены:

— Приезжай в темпе — отец в больнице!

Вот я и не зам. Связь неожиданно оборвалась, и в трубке захрипел Зорин: «Проверить — все ли слепые слепые?» Я вернул аппарат.

Прощай, море! Прощай, Ярило! Прощайте, бабочки! Вечно меня кидает почему-то сверху вниз!

…Ярило, впрочем, я видел еще раз, когда самолет пробил облачность и ухо сидящего далеко впереди, в бизнес-классе, японца вдруг налилось солнцем и стало алым, как тюльпан.

И вот — снижение. И спинки пустых кресел (кто же улетает с югов в такую благодать?) с легким стуком попадали вперед друг на друга, как костяшки домино.

— В реанимацию входить запрещается. Но вы можете поговорить с ним — у него мобильный телефон.

— Откуда?

— …Принесли.

Спасибо, ребята!

Я набрал нарисованный на бумажке номер. Гулкий, очень далекий (не через Пень-хауз ли связываемся?), но вполне внятный и яростный голос отца:

— Одну руку отвязали, слава богу! Ты скажи — почему они меня тут привязанным держат? И голым, абсолютно?!

— Почему он привязан? — обратился я к медсестре.

— Чтобы не вырывал капельницу.

— А почему голый?

— Так положено в реанимации. Чтобы любая точка на теле была мгновенно доступна.

— …Слышишь? — спрашиваю я у отца.

— …Слышу, — недовольно хрипит он.

Потом он лежит уже в палате. Я сижу рядом. У другой стены — такая же трогательная пара: отец и сын. Их любовь — в отличие от нашей, сдержанной, — бурлит, не вызывая никаких сомнений в ее существовании:

— Отец! Ну почему ты так пьешь?