Внезапно лунный свет заслонил чей-то силуэт. Сергей поднял голову и увидел Арсеньева, который тут же опустился на пол рядом с ним и протянул небольшую серебряную фляжку. Загорский глотнул бренди и почувствовал, как долгожданное тепло разливается по телу.

— Я забыл сказать тебе, — проговорил Арсеньев. — Прошлой осенью мы решили снести флигель и на его месте построить новый, каменный, как основной дом. Вот потому-то здесь так пусто…

Загорский ничего не ответил. Он просто прислонился затылком к стене и закрыл глаза, стараясь не думать ни о чем. Особенно о том, что ждало его завтра.

Так друзья и просидели некоторое время бок о бок, глотая поочередно бренди из фляжки, пока та не опустела совсем. Просто сидели и молчали до тех пор, пока не продрогли окончательно и наконец не ушли в дом.

На следующий день, прямо с самого раннего утра, после первого завтрака, Загорский ушел вон из дома, намереваясь воротиться лишь после полудня, когда ожидали графиню Воронину. Он не хотел никого видеть, ни с кем говорить до приезда Марины, так как хотел встретить ее с чистым разумом, без чьего-либо влияния. Он составлял в уме речи, но тут же браковал их, понимая, что они совсем не подходят для того, чтобы сказать ей то, что он желал бы, выразить полностью все его мысли.

К полудню, когда в столовой подавали второй завтрак, Загорский вернулся в дом. Не успели сесть за стол, как прибежал дворовый мальчишка и рассказал, что на дороге появилась карета. Это могло означать только одно — гостья, которую с таким нетерпением ждали в этом доме, наконец прибыла в имение Арсеньевых. Сергею тут же вдруг захотелось курить, просто до дрожи в руках. Он старательно избегал встречаться взглядом с другом или его женой.

— Пожалуй, вам лучше поговорить в диванной, — произнес негромко Арсеньев. Загорский ничего не ответил, опасаясь, что голос может изменить ему сейчас, только поднялся, отложив салфетку в сторону.

— Ecoutez moi, je vous en pris [292] , Сергей Кириллович…, — начала было Жюли неожиданно для всех, но Сергей не дал ей договорить, подняв ладонь вверх.

— Прошу вас, Юлия Алексеевна, не стоит. Только не сейчас.

Он едва успел войти в диванную, как услышал шум колес за окном, и с трудом удержался от того, чтобы не выглянуть в окно и не посмотреть на нее. Какая она стала? Прошло почти три года, как он видел ее в последний раз. Может, подурнела после родов? Или наоборот похорошела, ведь материнство придает женщине какую-то особую мягкость, какой-то особый шарм.

Сергей прошелся по комнате, потом подошел к окну и, заложив руки за спину, стал смотреть во двор, словно это было тем единственным сейчас, что его волновало. Но его слух был напряжен, как никогда ранее, он слышал каждый звук в доме. Вот где-то через несколько комнат от него раздались женские голоса, а затем смолкли, и установилась напряженная тишина, давившая ему на нервы. Он не смог различить голос Марины на таком расстоянии и неожиданно для самого себя огорчился — неужели он забыл его, как немного подзабыл дорогие его сердцу черты?

Внезапно Сергей услышал тихие шаги и шелест юбок, приближающиеся к двери диванной, и замер в напряжении, словно тигр перед прыжком, сжав кулаки. Эти звуки стихли у самой двери, и он понял, что она стоит по ту сторону, не решаясь надавить на ручку и открыть дверь. Ему даже казалось, что он слышит ее взволнованное дыхание по ту сторону двери. Так и простояли они некоторое время — Сергей не решался пройти несколько шагов и открыть дверь, а Марина не находила в себе достаточно мужества, чтобы повернуть дверную ручку и встретиться с тем, кто занимал ее мысли.

Наконец Сергей услышал, как медленно, с тихим скрипом поворачивается дверная ручка, щелкнул замок в двери, и напрягся в ожидании. Шорох юбок, стук закрывающейся двери. Затем снова тишина. Ему казалось, что в этой тишине он слышит стук их сердец, хотя, разумеется, ему это просто мнилось.

Марина медлила. Он тоже не оборачивался к ней, по-прежнему не отрывая взгляда от пейзажа за окном. Они оба боялись взглянуть друг другу в глаза и прочитать там подтверждение собственным опасениям, ибо это было бы самым страшным разочарованием для обоих. К тому же, Сергей опасался заметить в ее взгляде жалость к нему или еще хуже — отвращение из-за изменений в его внешности.

Наконец они решились и одновременно двинулись навстречу друг другу — она пошла к нему, а он повернулся и взглянул на нее. Тут же замерли, словно пугаясь движений, собственных и своего визави. Он заметил, как глаза Марины пробежали по его телу, потом по лицу. Она заметила шрам на его лице и едва удержалась, чтобы не ахнуть от неожиданности, но смогла скрыть свои эмоции.

Всю его правую щеку от самого глаза до уголка рта пересекал длинный глубокий шрам с рваными краями. Никто не сказал ей, что он так изменился внешне, посему она сейчас была поражена до глубины души. Марина стиснула перед собой руки, чтобы не подойти к нему и не коснуться его кожи. Боже, как ему, верно, было больно! Какая страшная рана! Он просто чудом сохранил глаз.