— О Боже, что он с тобой сделал тогда? — прошептала потрясенно Жюли.

— Кто? Анатоль Михайлович? Нет его вины в моем настрое нынешнем, — покачала головой Марина. — Ну, если только малая толика, не более. Я сама решила так. Сама…

Анатоль тоже заметил перемены в настроении своей жены. Но он отнес их только к тому, что она никак не может найти в себе силы и простить его дурной поступок. Он присылал ей цветы и небольшие подарки чуть ли не каждый Божий день — последние книжные новинки и журналы, фруктовые и сладкие корзины, изумительной красоты гарнитуры, стремясь искоренить дурное мнение о себе, которое повлекла за собой та ночь.

В одно утро он пришел в половину супруги с небольшой корзинкой, которую еле удерживал в руках лакей, шедший за ним следом.

— Доброе утро, моя милая. Готова ли ты ехать на службу? — Марина по обыкновению подставила ему щеку, и он коснулся ее губами, затем, не сдержавшись, провел ладонью по ее волосам, уложенным в широкий узел на затылке. Он быстро отвел глаза от ее, холодных и равнодушных, подхватил на руки Леночку, что бегала по половине матери и наблюдала за ее сборами в церковь, принялся щекотать ее пухленькое тельце. Та заливисто хохотала и пыталась шутливо кусануть Анатоля за ухо или нос, следуя правилам их давней игры. Наконец она «загрызла» его, и он опустил ее на пол, признавая свое поражение, Леночка тут же бросилась под защиту широких юбок матери.

— Ну, полно вам, полно, — проговорила та тихо. — На службу опоздаем, Анатоль.

— Одну минуту, дорогая, — он прошел к лакею и взял из его рук корзину. — Я знаю, ты собираешься уезжать с Леночкой в деревню скорости. Я, к сожалению, не смогу тебя сопровождать по долгу службы. И чтобы ты там не особо тосковала, я решил тебе преподнести сих милых компаньонов.

Анатоль откинул шаль, укрывавшую корзину, и на свет показались маленькие мохнатые мордочки с широкими носами. Леночка при виде этих пушистых белых комочков завизжала во весь голос, выражая свой бурный восторг, протягивая ручонки в сторону корзины. Анатоль присел, и она сразу же рванулась к нему из-за юбок матери, вернее, к корзине и принялась гладить котят по голове.

— Это тебе, моя милая, — проговорил он, глядя на жену снизу вверх. — Французская порода [337] . Прямо из дворца.

Глаза Марины слегка потеплели при виде этих малюток и восторга Леночки, которая уже вытаскивала из корзины одного из котят. Другой, оставшись в одиночестве, истошно замяукал, и Марина присела и погладила его мягкую шерстку, успокаивая.

— Кот и кошка, чтобы им не было одиноко. Пара, — проговорил Анатоль, поймав ладонь Марины и поднося ее к губам. Но она не дала завершить поцелуй, резко поднялась.

— Пора на службу, Анатоль. Негоже опаздывать!

Им действительно стоило поторопиться — на службу в дворцовой церкви опаздывать было верхом дурного тона и пренебрежения к императорскому фавору. Анатоль, как ни бился, не сумел склонить императора к разрешению для графини бывать на дворцовых мероприятиях, как прежде. Государь лишь недавно смирил свой гнев и позволил той для начала бывать на службах в дворцовой церкви. «Хочу увидеть ее смирение да духовность, и коли увижу их, подумаю над вашей просьбой, граф», пообещал он Анатолю.

Анатоль скосил глаза на супругу, стоявшую рядом с ним во время службы. Чего-чего, а духовности в ней, по его мнению, в последнее время стало более обычного — она исправно творила молитвы перед образами в своей спальне и теперь старалась не пропускать ни одной службы. Вот и сейчас ее губы шептали вслед за архиереем слова службы, а пальцы то и дело взлетали в воздух, чтобы сотворить святой крест.

Она была такой сосредоточенной, такой одухотворенной в этот миг, что Анатоля захлестнула волна нежности к этой женщине, стоявшей рядом с ним.

«Господи», — беззвучно зашептали его губы. «Господи, помоги мне обуздать мои ревность и гнев, отринуть все дурное, что есть в душе моей. Господи, помоги моей супруге, рабе Твоей Марине, впустить в свое сердце прощение моих грехов перед ней. Прошу тебя, даруй нам годы счастья, какие прежде бывали, даруй ей избавление от любви к тому, другому. Дай ей любовь ко мне, ее венчанному супругу, ведь Ты сам соединил нас в единое целое узами посильнее обручальных колец».

Анатоль вдруг протянул руку и коснулся ладонью неестественно прямой спины своей жены, положил ладонь на шелк платья между лопаток. Она вздрогнула от неожиданности и взглянула на него сквозь легкую вуаль шляпки. Он не мог рассмотреть выражение ее глаз сквозь полупрозрачную ткань, но она так долго смотрела на него, что Анатолю стало слегка не по себе. Тем не менее, он не отвел своего взгляда, не убрал руки с ее спины. Потом уголки губ Марины дрогнули, словно в усмешке, она отвела взор и снова целиком погрузилась в службу.

Их зрительный контакт длился всего миг, но Анатолю он показался таким долгим, что он удивился, а ее усмешка бросила его в жар. Будто, она осознавала свою власть над ним сейчас, когда Анатоль так виноват перед ней. Да впрочем, чего уж таить — у нее всегда была над ним особого рода власть!

Наконец служба была окончена. Под звуки колоколов присутствующие постепенно расходились, оставляя свечки, что держали в руках, в подсвечниках перед иконами. Церковь пустела. Марина же стояла на своем месте, погрузившись в транс молитвы, словно не замечая, как расходятся остальные. Анатоль не решился потревожить ее, просто стоял рядом, пока наконец она не очнулась от своей задумчивой мольбы к Господу и не прошла к иконе Божьей Матери. Там она постояла некоторое время, перекрестившись, поставила свечу и повернулась к супругу, который неотступно следовал за ней по церкви. Она снова посмотрела ему в глаза долгим взглядом, и, видит Бог, Анатоль многое отдал бы, чтобы уметь читать мысли в этот момент.