Моя душа… она словно застыла. Дед прав — я разучился любить. Я сошелся с Натали тогда, но скоро понял, что уже не чувствую к ней той любви, что хотел бы. Это страшило меня. Я перепробовал многое, пытаясь уйти от себя, от своей совести — выпивка, бретерство, опиум… Ничто не приносило облегчения моим мукам. Мне часто снилось снова и снова, как Элен зовет меня вернуться, а я ухожу прочь… Я непрощен, я проклят…

— О, милый, — подняла голову Марина и посмотрела на мужа. Она взяла в ладони его лицо и легко и нежно коснулась своими губами его глаз, стирая с них невыплаканные слезы. — Мне очень жаль, что эта трагедия произошла с твоей семьей. Но я убеждена в одном — они простили тебя. Поверь мне, это так. Они простили тебя, если не сразу же, как ты шагнул прочь из дома, то спустя время, когда ты был уже на Кавказе. Родные близкие друг другу люди не могут держать злобу столь долго… Не казни себя. Впусти в свою душу их прощение. Тебе станет легче.

— Ты — мой ангел, — Сергей вдруг с силой привлек ее к себе и стиснул в крепком объятии. — Мой дивный ангел! Чем я заслужил твою любовь ко мне? Я чудовище, бездушное чудовище, а ты видишь во мне совсем другого человека.

— Вовсе нет, — прошептала Марина тихо. — Другого человека видишь ты. Я же вижу истинного Сергея Загорского…

— Ах, если бы ты знала, если бы знала! Я причинял с тех пор так много боли людям. Вполне осознанно. Я презирал их за слабости и пороки, мне никогда не ведомо было чувство жалости к ним. Я разорял за карточным столом просто так — от скуки. От скуки дразнил и оскорблял, проверяя людей насколько силен их страх перед моей славой стрелка и рубаки. От скуки соблазнял и покидал тоже от скуки. И тебя я стал добиваться тогда, три года назад, тоже от скуки. Все эти стихи в альбом, взгляды украдкой, визиты с Арсеньевым в дом, где был шанс увидеть тебя. Твоя любовь была бы достойным развлечением для меня тогда. Я склонил тебя к побегу почти из-под венца, к непослушанию родительской воли. Ты и сейчас скажешь мне, что не видишь во мне порока?

— Не вижу. Я никогда не видела его в тебе.

Сергей не знал, что ответить на это. Ее безграничная любовь к нему, такая слепая и безрассудная, поразила его до глубины души. Он никогда не верил, что можно любить вот так, без оглядки.

— Ты — совсем невинная девочка, несмотря на то, что уже переступила порог совершеннолетия, — грустно улыбнулся он. — Ты даже не представляешь, что тебя ждет впереди. Нам предстоит пройти через скандал, когда откроется наше тайное венчание, через d'edain и d'esapprobation [61] петербургского общества, если мой дед не признает наш брак. С тех пор, как погибли мои близкие, он ненавидит поляков столь же сильно, как и наш государь. Я не уверен, что мы получим его одобрение. А это значит…

— Я знала, на что шла, — перебила его Марина. — Я пойду наперекор всему миру, лишь бы быть рядом с тобой. Лишь бы ты любил меня…

Сергей ничего не ответил, лишь приник к ее губам, опрокидывая ее на смятую постель. Она так наивна и чиста, что у него перехватывало дыхание.

Почему он чувствует себя, словно лев, под лапой которого лежит пойманная им беспомощная лань?

Марина перевернулась на спину и посмотрела в ясное голубое небо, по которому медленно проплывали белые облака, так похожие на большие мягкие подушки. Солнце ослепило ее на мгновение, и ей пришлось прикрыть глаза рукой.

— У меня онемела рука, — пожаловалась она Сергею.

— Такова участь моделей — недвижимость, а после нее — онемевшие члены, — улыбнулся он, дорисовывая углем последние штрихи. Сергей сидел четь поодаль от нее, скрестив по-турецки ноги, и рисовал очередной ее набросок.

В это утро он поднялся в преотличнейшем настроении, словно вчерашняя исповедь сняла тот груз с его души, что мешал ему полностью наслаждаться жизнью. Он решил, что им непременно надо выбраться куда-нибудь на свежий воздух. И вот они теперь тут, на небольшой полянке у луга, расположились в высокой траве среди белоснежных головок полевых ромашек на импровизированный пикник.

— Надо вернуть тебе румянец на щеки, — улыбнулся тогда Сергей. — А то у тебя какой-то изможденный вид, дорогая супруга.

— Не мудрено, при таком-то ненасытном супруге, — отшутилась Марина, и муж в одном стремительном движении поймал ее и снова повалил на постель, щекоча ее в чувствительных местах, что вызывало у нее приступы безудержного смеха.

На пикник они смогли выбраться после этого только после полудня, все никак не могли оторваться друг от друга. Сергей помог ей одеться, выполняя роль горничной, настаивая на том, что он не намерен ни одной минуты ее внимания делить за эти три дня с кем-либо.

— Это неверно и невежливо по отношению к хозяевам, — напомнила ему Марина.

— В свой медовый месяц я отказываюсь соблюдать любые правила приличий, — возразил ей Сергей. — Разве я не доказал это прошлым днем и ночью? Хорошо-хорошо, не смотри на меня таким взглядом, дорогая женушка. Мы поужинаем с ними завтра, в последний вечер перед моим отъездом.

Марина невольно сжалась при этих словах. Последний вечер. Как больно для нее прозвучали эти слова! Она снова вспомнила свои недавние страхи и покрепче прижалась к мужу.

— Обещай мне, что с тобой ничего не случится, — попросила Марина шепотом.

Сергей взял ее за подбородок и поднял ее лицо вверх, заставляя взглянуть ему в глаза.

— Обещаю, что ничто не сможет разлучить тебя со мной. Я вернусь даже с того света, если будет нужно.

Перед уходом на их прогулку Сергей вдруг задержал ее в дверях:

— Подожди минутку, хочу кое-что показать тебе.

Он ушел в спальню, а затем вернулся, держа в руках несколько листков бумаги. Не говоря ни лова, он протянул их Марине. Та, движимая любопытством, быстро взяла их в руки и развернула, чтобы ознакомиться с их содержанием.