Шрифт:
– Значит, группу все-таки набрали заново?
– А почему вы не захотели вернуться на службу?
Марков скривил губы и тяжело засопел. Он был сейчас похож на обиженного ребенка.
– Ноги моей там не будет!
– Почему? – искренне удивился Дружинин.
– После того, что они сделали со мной… Как они поступили со мной…
У Маркова дернулась щека. Дружинин опустил глаза, чтобы этого не видеть. Не выносил ничего такого.
– С утра до вечера – допросы, – пробормотал Марков. – Они называли это беседами – какие это, к черту, беседы! Ко мне было такое отношение, будто сразу после всех этих «бесед» меня посадят в «воронок» – и на лесоповал, лет на десять.
– Это тогда, после возвращения из Конакри? – догадался Дружинин.
– Да. Они совершенно меня извели, я даже не мог понять, чего от меня хотят. Наверное, просто срывали злость.
– Злость? За что?
– Группу ведь угробили. Все ребята погибли. Получалось, что операция сорвалась.
– Но ведь вы нашли пропавшего Воронцова, – напомнил Дружинин.
– И что? – с мукой во взгляде сказал Марков. – Мы потеряли всех! Всех!
Он отвернулся. Засыпанные облетевшей листвой дорожки были пустынны. За полупрозрачной стеной по-осеннему темных деревьев белело здание детского дома. Набегающий с той стороны легкий ветерок приносил запах щей и теплого хлеба.
– Ты все бросил и приехал сюда, – сказал понимающе Дружинин.
– Да. Как только от меня отвязались, я не задержался в Москве ни на день. Даже не заехал на базу, сразу сюда. Больше ехать было некуда. Так обозлился, что даже выбросил свой значок.
Это очень серьезно. Значит, уезжал из Москвы навсегда.
– Кто же тебя так мордовал? – участливо поинтересовался Дружинин.
– Поверь, я даже не знал, что это за типы. Начальство какое-то, имели право.
В разговоре возникла пауза. Дружинин подгадывал момент, когда можно подступиться к главному, ради чего он и приехал в Петрозаводск. Марков безучастно разглядывал давно не крашенный забор.
– Расскажи мне о вашей последней операции, – решился наконец Дружинин. – Все, что ты знаешь!
– А знаю я не так уж много, – равнодушно сказал Марков. – Я – боец, мое дело было выдвинуться к объекту, захватить его, пострелять, если это требуется.
– Ты мне об этом не рассказывай, я и сам ученый, – засмеялся Дружинин, давая понять, что беседа у них пойдет вполне доверительная. – Расскажи про это воронцовское дело. С чего все началось? Когда ты услышал о нем впервые?
– Это было в прошлом году, летом. Что-то уже началось, но я до поры ни о чем даже не догадывался… – Марков рассказывал, глядя перед собой с задумчивым прищуром: вспоминал, как все было. – Первым командир новости узнает, а уж потом все остальные. Начал командир к себе раз за разом Марину вызывать…
– Марину Роншину? – уточнил Дружинин.
– Да. Через некоторое время выяснилось, что ее готовят в подставки.
– В каком смысле?
– Подставляют кого-нибудь из наших к человеку, который нас интересует. Якобы случайное знакомство, то да се.
– И к кому ее готовились подставить? К Воронцову?
– Да.
– Вы его в чем-то подозревали?
– Да на черта он нам сдался! – сказал Марков с непонятным Дружинину раздражением.
– Ты его так не любишь, да?
– Из-за него погибли все мои товарищи!
Вот в чем было дело.
– А насчет подозрений – это не для нас песня, – сказал мрачно Марков. – За нас было кому решать, а мы – лишь исполнители. Лично мне этот Воронцов был совсем ни к чему, как и всем нашим, а вот приказали им заняться – и занялись. Подослали к нему Роншину, сами сели на хвост и отслеживали все его передвижения как миленькие, потому что – работа.
– Ты хотя бы знал, почему вы им занимаетесь?
– Знать-то знал. А все равно было странно.
– Что странно? – не понял Дружинин.
– Не для нас была та работа. Не наш профиль. Мы там, где взрывы, стрельба. Где заложников захватили. А здесь – какие-то аферы. Ну при чем тут «Антитеррор»?
Марков даже пожал плечами. Он до сих пор не переставал удивляться и ничего не мог понять в событиях годичной давности. Дружинин задумчиво пощипывал бородку и терпеливо ждал продолжения.
– В общем, некоторые деляги навострились убегать с деньгами за границу. Там кошмарные деньжищи были: у одного – десять миллионов долларов, у другого – пятнадцать. Мы должны были через этого Воронцова на них выйти.
– Почему именно через Воронцова?
– Чья-то умная голова додумалась, что эти жулики не поодиночке давали деру, что кто-то все это организовывал. Мозговой трест. Понимаешь? Вот и хотели выйти на организаторов.
– Воронцова вы тоже подозревали?