– Конечно.

– Ну так скажи, – попросил Удалов, – как твоя фамилия?

И сидящий на стуле человек произнес как нечто само собой разумеющееся, с детства ему знакомое:

– Воронцов.

Удалов опустился в кресло, потому что стоять сейчас был просто не в силах. Смирницкий пристроился на диване. Он следил за происходящим со смесью восторга и ужаса на лице.

– А тебе знакома фамилия Дружинин? – спросил Удалов.

– Нет. Кто это?

– Это ты, – терпеливо пояснил Удалов. – Андрей Дружинин – так тебя зовут.

– Моя фамилия Воронцов. Я уже сказал вам об этом.

– Может, он и вправду Воронцов? – осторожно предположил Смирницкий.

Удалов перекосился так, словно у него внезапно разболелся зуб, и понятливый Смирницкий тут же замолк.

– Ты – боец спецгруппы «Антитеррор», – сказал Удалов. – Командир этой группы – я.

– Я вас не знаю.

– И «Антитеррор» не знаешь?

– «Антитеррор» знаю.

– Ну-ну, – оживился Удалов. – И что же ты о нем знаешь?

– Люди из этой группы спасли мне жизнь.

– При каких обстоятельствах?

– Меня выманили за границу…

– Кто?

– Бэлл и его компания.

– Кто такой Бэлл?

– Англичанин. Он возглавлял подставную фирму, которой мы перечислили деньги.

– Много денег?

– Пятнадцать миллионов долларов.

– Так-так, – сказал Удалов со вздохом. – И что же было дальше?

– Меня выманили за границу, чтобы убить и потом списать пропажу денег на меня. Но со мной была девушка из этого самого «Антитеррора», хотя я поначалу не знал, кто она. Когда начались все эти кошмары, тогда только и открылось, кто она такая.

И опять Удалов вздохнул.

– Послушай! – осторожно сказал Смирницкий. – Федя, я тебе объясню, что происходит. Все это вполне может быть правдой, и никакой он не Дружинин. То, как он связно рассказывает…

– Да я тебе oбъяcню, откуда в его речах такая гладкость! – взорвался Удалов. – Он занимался делом этого самого Воронцова и знает очень много подробностей. И из-за твоих идиотских опытов у него поехала крыша!

При других обстоятельствах Смирницкий безусловно оскорбился бы, но сейчас было не до этого. Он страдальчески взглянул на друга и произнес просительным тоном:

– Федя, давай выйдем на кухню! Я хочу поговорить с тобой наедине. Пожалуйста!

Он был сейчас так беспомощен и кроток, что Удалов скрепя сердце согласился. Вышли на кухню. Смирницкий плотно прикрыл дверь.

– Ты можешь держать меня за идиота, – сказал он, – но прежде все-таки выслушай. Ты давно знаешь своего Дружинина?

– Год, – буркнул Удалов.

– А раньше?

– Раньше не знал.

– Ты замечал за ним какие-нибудь странности?

– Насчет этого? – Удалов выразительно крутанул ладонью у виска.

– Да.

– Не замечал. Парень как парень.

– Крыша поехать, как ты это называешь, ни с того ни с сего не может, Федя. Должно быть сильное потрясение – не иначе. Он попадал в последнее время в какие-либо серьезные ситуации?

– У нас все время серьезные ситуации, – мрачно сказал Удалов.

– И после каждой из них состояние Дружинина начинало вызывать у тебя опасения?

– Нет, конечно.

– То-то же, – сказал Смирницкий. – А откуда он вообще взялся?

– Из детского дома. Хотя… – Удалов пожал плечами. – Я готов поверить, что он и в детском доме не был никогда.

Он сказал так потому, что вспомнил Дегтярева, вдруг ставшего Марковым, и вообще весь первый состав «Антитеррора».

– Скажи мне, Игорь, возможно ли такое, что человек вдруг забывает все, чем жил прежде: своих родных, свой дом и даже свое настоящее имя, – и живет под чужой фамилией, не испытывая при этом ни малейших неудобств?

– Не так сложно заставить человека что-либо забыть, – сказал Смирницкий. – О подобных случаях ты и сам, наверное, слышал не раз. Человек попадает в катастрофу, долгое время находится без сознания, а когда приходит в себя – ничего не помнит. Амнезия.