— Просто не могу дождаться, когда окончится война, — взволнованно произнесла Энн. — Ах, Элджи, как ты думаешь, когда же это, наконец, произойдет?

— В ближайшие полгода, дорогая. Я в этом убежден.

И он оказался прав. Однажды летним утром, когда вся семья собралась за завтраком в комнате, окна которой выходили в сад, Элджи развернул свежий номер «Таймс», прочистил горло и торжественно провозгласил:

— Послушайте вот это!

Графиня с дочерью выжидающе воззрились на него, и он продолжал:

— «Вена, 18 августа. Наш корреспондент сообщает, что состоятся торжества по случаю дня рождения императора (ему исполняется 19 лет) и что венгерскую войну можно считать практически оконченной».

Дальше читать Элджи уже не мог. Энн разрыдалась, Ида Энн была готова ей последовать.

— Ну, ну, дорогая, — произнес Элджи, погладив жену по руке. — Зачем же плакать? Теперь они в безопасности.

— Ах, я надеюсь, — ответила она. — Теперь у меня действительно появилась надежда. Элджи, ты уверен?

— Конечно. Фронта уже нет, лишь кое-где остались маленькие очаги сопротивления. Больше не о чем волноваться.

Графиня сделала мужественную попытку улыбнуться, но в глазах у нее оставалось выражение тревоги.

— До тех пор, пока они не вернутся домой, мне не будет покоя, — сказала она. — Лишь когда хозяин Саттона вновь переступит порог своего замка, мы сможем от души посмеяться над древним проклятием.

Элджи склонил голову набок.

— Проклятием? — переспросил он. — Да, действительно, я и забыл об этом. Ну, ничего, дорогая. Теперь-то оно уж не коснется Джона Джозефа.

— Но я думала, что это всего лишь небольшой очаг сопротивления, — сказала Горация. — Я и не подозревала, что здесь мощная цитадель!

— Опять ты преувеличиваешь, — с улыбкой ответил Джон Джозеф. — Это обычная крепость. Теперь, когда генерал Торги сдался русским, Клапка сложит оружие и приведет своих солдат с поднятыми руками. Вот увидишь.

Они обменялись улыбками. Каждый раз при упоминании о генерале Клапке они вспоминали блестящий спектакль, разыгранный Джекдо благодаря его некоторому внешнему сходству с генералом. Они вспоминали, как Джекдо мастерски подделал подпись генерала и увел их из крепости в Карлсбурге под покровом ночи. То, что ему удалось пробраться в крепость незамеченным, было настоящим чудом. Он от души позабавился, куря сигару за сигарой и корча страшные рожи коменданту, когда Горация повторяла, что будет визжать без остановки, если ей не позволят взять с собой ее мужа и собаку.

Как он поцеловал ее тогда! Она не могла забыть об этом даже теперь, хотя прошло уже пять месяцев. Его губы оказались такими твердыми и требовательными, все его тело напряглось от желания. Трудно было поверить в то, что все это — лишь спектакль. Он осыпал ее поцелуями, и Горация с изумлением увидела на его лице непритворное блаженство. Она подумала, что Джекдо — непревзойденный актер, когда он прижал ее к груди и зарылся лицом в ее волосы.

Тогда он прошептал ей что-то на ухо. Что-то вроде: «Я любил тебя всю жизнь», но, конечно, это ей показалось. Впрочем, что бы он ни сказал, коменданта очень развлекло поведение «генерала», и он вовсю улыбался, глядя на это представление.

— Как насчет мужа? — спросил он, кивнув в сторону Джона Джозефа.

— О, я уверен, что мы подыщем для него работу, — многозначительно рассмеялся Джекдо.

Так они спаслись из плена благодаря отважному другу детства австрийского капитана.

Джекдо расстался с ними на границе, направившись к русским отрядам. Они смотрели, как растворяется в ночной тьме его вороной жеребец, и понимали, что теперь им самостоятельно предстоит добираться до австрийских частей. Но свобода их продолжалась всего несколько часов. На рассвете следующего дня их поймал венгерский отряд, и через несколько дней они снова оказались в Карлсбурге.

Впрочем, теперь уже открылись дипломатические каналы с Англией, и всего через неделю в крепость прибыл мистер Колкьюхоун — консул в Бухаресте, чтобы вызволить Горацию.

— Но как же мой муж, мистер Колкьюхоун? Я не хочу расставаться с ним.

Консул прижал к глазу монокль и прокашлялся:

— Леди Горация, я ничего не могу поделать. С одной стороны, он британский подданный, но с другой — еще и офицер австрийской армии. Иностранная служба уполномочила меня забрать отсюда только вас. Джон Джозеф поднялся со словами:

— Горация, ты должна ехать. Мистер Колкьюхоун выполняет приказ. Забирай Лули и жди меня в Вене. Австрийские отряды уже близко — так ведь, мистер Колкьюхоун? Так что Карлсбург со дня на день сдастся. Я буду в Вене через месяц. А теперь — пожалуйста, никаких споров!

Мистер Колкьюхоун поклонился. Это был типичнейший английский дипломат: сорокалетний, слегка седеющий, с отличными манерами. Он произнес:

— Капитан Уэбб Уэстон прав, миледи. Карлсбург находится прямо на линии наступления австрийских войск. Ваша разлука с мужем не продлится долго. А теперь я покину вас на минуту, чтобы вы могли попрощаться.