Осип Мандельштам. Сочинения
вернуться

Мандельштам Осип Эмильевич
Шрифт:

***

За гремучую доблесть грядущих веков,За высокое племя людей,-Я лишился и чаши на пире отцов,И веселья, и чести своей.Мне на плечи кидается век-волкодав,Но не волк я по крови своей:Запихай меня лучше, как шапку, в рукавЖаркой шубы сибирских степей...Чтоб не видеть ни труса, ни хлипкой грязцы,Ни кровавых костей в колесе;Чтоб сияли всю ночь голубые песцыМне в своей первобытной красе.Уведи меня в ночь, где течет ЕнисейИ сосна до звезды достает,Потому что не волк я по крови своейИ меня только равный убьет.

17 – 18 марта 1931, конец 1935

***

Жил Александр Герцевич,Еврейский музыкант,-Он Шуберта наверчивал,Как чистый бриллиант.И всласть, с утра до вечера,Заученную вхруст,Одну сонату вечнуюИграл он наизусть...Что, Александр Герцевич,На улице темно?Брось, Александр Сердцевич,-Чего там? Все равно!Пускай там итальяночка,Покуда снег хрустит,На узеньких на саночкахЗа Шубертом летит:Нам с музыкой-голубоюНе страшно умереть,Там хоть вороньей шубоюНа вешалке висеть...Все, Александр Герцевич,Заверчено давно.Брось, Александр Скерцевич.Чего там! Все равно!

27 марта 1931

***

Нет, не спрятаться мне от великой мурыЗа извозчичью спину – Москву,Я трамвайная вишенка страшной порыИ не знаю, зачем я живу.Мы с тобою поедем на "А" и на "Б"Посмотреть, кто скорее умрет,А она то сжимается, как воробей,То растет, как воздушный пирог.И едва успевает грозить из угла -Ты как хочешь, а я не рискну!У кого под перчаткой не хватит тепла,Чтоб объездить всю курву Москву.

Апрель 1931

Неправда

Я с дымящей лучиной вхожуК шестипалой неправде в избу:– Дай-ка я на тебя погляжу,Ведь лежать мне в сосновом гробу.А она мне соленых грибковВынимает в горшке из-под нар,А она из ребячьих пупковПодает мне горячий отвар.– Захочу,– говорит,– дам еще...-Ну, а я не дышу, сам не рад.Шасть к порогу – куда там – в плечоУцепилась и тащит назад.Вошь да глушь у нее, тишь да мша,-Полуспаленка, полутюрьма...– Ничего, хороша, хороша...Я и сам ведь такой же, кума.

4 апреля 1931

***

Я пью за военные астры, за все, чем корили меня,За барскую шубу, за астму, за желчь петербургского дня.За музыку сосен савойских, Полей Елисейских бензин,За розу в кабине рольс-ройса и масло парижских картин.Я пью за бискайские волны, за сливок альпийских кувшин,За рыжую спесь англичанок и дальних колоний хинин.Я пью, но еще не придумал – из двух выбираю одно:Веселое асти-спуманте иль папского замка вино.

11 апреля 1931

Рояль

Как парламент, жующий фронду,Вяло дышит огромный зал -Не идет Гора на Жиронду,И не крепнет сословий вал.Оскорбленный и оскорбитель,Не звучит рояль-Голиаф -Звуколюбец, душемутитель,Мирабо фортепьянных прав.Разве руки мои – кувалды?Десять пальцев – мой табунок!И вскочил, отряхая фалды,Мастер Генрих – конек-горбунок..............................Чтобы в мире стало просторней,Ради сложности мировой,Не втирайте в клавиши кореньСладковатой груши земной.Чтоб смолою соната джинаПроступила из позвонков,Нюренбергская есть пружина,Выпрямляющая мертвецов.

16 апреля 1931

***

– Нет, не мигрень,– но подай карандашик ментоловый,-Ни поволоки искусства, ни красок пространства веселого!Жизнь начиналась в корыте картавою мокрою шопотью,И продолжалась она керосиновой мягкою копотью.Где-то на даче потом в лесном переплете шагреневомВдруг разгорелась она почему-то огромным пожаром сиреневым...– Нет, не мигрень, но подай карандашик ментоловый,-Ни поволоки искусства, ни красок пространства веселого!Дальше сквозь стекла цветные, сощурясь, мучительно вижу я:Небо, как палица, грозное, земля, словно плешина, рыжая...Дальше – еще не припомню – и дальше как будто оборвано:Пахнет немного смолою да, кажется, тухлою ворванью...– Нет, не мигрень, но холод пространства бесполого,Свист разрываемой марли да рокот гитары карболовой!

23 апреля 1931

***

Сохрани мою речь навсегда за привкус несчастья и дыма,За смолу кругового терпенья, за совестный деготь труда.Как вода в новгородских колодцах должна быть черна и сладима,Чтобы в ней к Рождеству отразилась семью плавниками звезда.И за это, отец мой, мой друг и помощник мой грубый,Я – непризнанный брат, отщепенец в народной семье,-Обещаю построить такие дремучие срубы,Чтобы в них татарва опускала князей на бадье.Лишь бы только любили меня эти мерзлые плахи -Как прицелясь на смерть городки зашибают в саду,-Я за это всю жизнь прохожу хоть в железной рубахеИ для казни петровской в лесах топорище найду.