Алексей по ее лицу все понял и развел руки в извиняющемся жесте:

– Работа, Ирина, работа… Я, может, еще загляну к вам!

– Да, вы заходите! – Ей ничего не оставалось, как еще раз красиво откинуть на плечи свои кудряшки.

«Вот уж точно болтушка, – думал старлей, развернувшись и направляясь на соседнюю Татарскую улицу. – Интересно все же, кто этот ненормальный Легостаев? Какой бы он крутой бизнесмен ни был, зачем ему деньги терять? Сначала долгие годы задарма сдавал офис Заварзиной, затем бесплатно передал помещения Журавлевой… Чуднй, чуднй коммерсант… Хм… остается предположить только одно: наверняка обе они оказывали ему какие-то услуги, а он таким образом расплачивался с ними. И услуги эти стоили немалых денег. Журавлева-то уж точно сделала для него нечто важное, раз парень не пожалел отвалить ей офис. Вот почему Заварзина злится: сама не подсуетилась вовремя. И потом – почему она не стала вдаваться в подробности? Потому что этот эпизод откровенно попахивает, – отвечал сам себе Заморочнов. – Обе они нечисты на руку, и проверка наверняка это подтвердит. Может, пробить и Легостаева через ребят из УБЭПа? Вообще-то я их заездил уже со своими просьбами… Ладно, пока погожу, тем более что этот случай едва ли имеет отношение к убийству. Главное, что мне было нужно, я понял: оба нотариуса скорее всего нажили свои денежки не совсем праведным путем – раз. Это увеличивает вероятность того, что с Журавлевой могли расправиться из-за ее работы, а вовсе не из-за наследства. И второе: Заварзиной выгодно, чтобы Зою обвинили в убийстве. Она могла намеренно вводить следствие в заблуждение. Еще и с договором по „Металлопродукту“ вопрос – ведь то, что он находился в портфеле Нины Львовны, известно только со слов Заварзиной. А вдруг он оставался в квартире убитой, а Зоя специально на следующий день пришла туда, чтобы его отыскать?»

И еще одно обстоятельство, которое он раньше совершенно упустил из виду, показалось сейчас необычным. Алексей вспомнил, что завещание, составленное Журавлевой в пользу Зои, как и положено, удостоверено нотариусом. Причем посторонним. Куда проще было Нине Львовне попросить сделать это свою приятельницу Заварзину, которая всегда под боком. Но нет! Она не стала привлекать подругу к этому делу. Почему? Не хотела, чтобы Татьяна Николаевна знала, что ей грозит опасность? Ведь завещание вызвало бы вполне справедливый вопрос – с чего она вдруг стала думать о смерти? Или не хотела ставить напарницу в известность, кому отойдет часть конторы?

«Да, отношения между ними были очень даже непростыми», – рассуждал старший лейтенант.

Алексей пожалел, что не позвонил в квартиру на Татарскую, не предупредил старика Журавлева о своем визите. «Дома ли дед? – гадал он. – Или по делам мотается? Все равно быстрее дойти, чем звонить. Там же наш наблюдатель должен быть, он подскажет». Он кинул взгляд на часы – начало седьмого, а на восемь у него назначено свидание с Леной. Пропустить его нельзя – они не виделись несколько дней подряд, и девушка давно уже на него сердится. «Успею, – рассчитывал Заморочнов, – тут рядом. Минут за десять дойду до Татарской, еще полчаса – на разговор со стариком. Если разговор затянется, Ленка немного подождет».

К вечеру снова стал накрапывать мелкий дождик. Сырой, прохладный май выдался в этом году. Вроде бы и лето уже близко, а тепло все никак не наступает. Когда Алексей подоспел к дому Журавлевой, дождь уже разошелся не на шутку: холодные капли быстро измочили его волосы и легкую куртку. Он отметил про себя, что в такую погоду Ленка уж точно ждать не будет, и досадливо поморщился, предчувствуя очередное выяснение отношений и упреки.

С ней он встречался несколько месяцев и из-за своей непредсказуемой работы – урывками. Она была из простой семьи: мать с отцом – работяги, без особенных претензий, как и сама Лена, работавшая продавщицей в секции женского белья. Девчонка она веселая, симпатичная, с легким характером. Но немного пустоватая – говорить с ней было особенно не о чем. Шмотки, модные журналы, какие-то глупые сериалы – вот и все темы для разговоров. А самое главное, что совершенно выводило из себя Алексея и от чего иной раз его мозги просто пухли, – это ее бесконечная болтовня обо всех этих кружавчиках, трусиках, бюстиках, стразиках и прочей чепухе, продававшейся у них в магазине и которой напрочь была забита ее хорошенькая головка.

При встречах они ходили в кино, гуляли в парках, сидели в кафешках, зимой он даже вытащил ее однажды покататься на лыжах. С сексом вот было напряженно – не было свободной квартиры. К себе Алексей приводить ее не хотел, стеснялся молчаливой, но строгой матери, которая к тому же не могла дождаться, когда он наконец женится. А у девушки дома тоже всегда кто-то находился. Снять жилье Алексею не позволяли финансы, так что приходилось выкручиваться: то к ее подруге на часок забегали, то ребята давали ключи от свободной квартиры, то пару дней они провели в подмосковном доме отдыха. Но в последнее время требования Лены стали непомерно возрастать. Ей уже было мало прогулок в парках и скромных Лешкиных букетиков. То своди ее в дорогой суши-бар, то на концерт модной музыкальной группы, один билет куда стоил около двух тысяч рублей. А недавно попросила, чтобы он отвез ее летом в Италию! И еще насмехалась потом: «Хватит тебе твоей милицейской зарплаты?» Все чаще она делала намеки на его несостоятельность: рассказывала об удачливых женихах подруг, которые покупали им дорогие сумочки, сапожки и колечки, проводили время в барах и на тусовках, выезжали за границу и на моря, устраивали девушек на престижную работу, снимали им квартиры. А он не был ни принцем, ни богатым бизнесменом, о котором она мечтала. И уж конечно, не мог покупать девушке дорогие вещи, возить ее на море, а тем более в Италию. Не было у него ни денег, ни времени на все это. Была только работа, которую поначалу он очень любил и считал интересной, нужной, значительной. И пусть сейчас он в ней все больше разочаровывался (да в общем-то и не в ней, а в людях, которые пришли в милицию), дело для него оставалось важнее всего. Ведь он нес ответственность за человеческие судьбы, а порой и жизни, как бы громко это ни звучало. Но Лена не желала этого понимать. У нее были свой взгляд на мир, свои суждения о нем и ценности, совершенно чуждые Алексею. И оттого что они были такими разными, оба начинали потихоньку злиться друг на друга. Лена – из-за невозможности иметь все то, что она хочет; Алексей – из-за ощущения своей ущербности. Причем возникало это ощущение только рядом с ней, в остальное время он считал себя нормальным, умным, способным и вполне состоявшимся мужчиной.

Так что связь между ними начинала его откровенно тяготить. Да еще эти бешеные стальные глаза Зои, что сверкнули перед ним несколько дней назад, стали занимать все его мысли. Вот и сейчас для него было важнее попасть к Зоиному деду, чем на свидание к Лене.

Уже возле дома убитого нотариуса он оглянулся в поисках сотрудника наружки – решил уточнить, не выходил ли куда-нибудь старик. Увидел машину, в которой сидел их наблюдатель, подошел, стукнул в боковое стекло. Парень, услышав стук, вздрогнул и быстро засунул книжицу с кроссвордами себе под мягкое место. Заморочнов покачал головой и погрозил ему пальцем. Наблюдатель сообщил, что дед из квартиры не выходил – с обеда дома сидит. «Странно, – подумал старлей. – Старик должен сейчас по городу носиться, похороны устраивать… Впрочем, с такими деньгами за него наверняка бегает кто-то другой…»

Заморочнов вошел в подъезд. Однако встретиться с Журавлевым в этот вечер ему было не суждено. Алексей позвонил в дверь – никто ему не открыл. Он прислушался – внутри, казалось, была полнейшая тишина.

«Кретины! – ругался про себя Заморочнов, возвращаясь на улицу. – Даже слежку вести не умеют… Может, старик как раз сейчас с внучкой где-то встречается!» Он устроил разнос наблюдателю, приказал смотреть внимательнее, не появится ли старик с молодой девчонкой, и отправился на свидание к Лене.

А Алексей Яковлевич с колотящимся сердцем застыл за плотной тюлевой занавеской окна, наблюдая за старшим лейтенантом, отчитывающим своего сотрудника у машины. «Вот, значит, как! Продолжаете слежку вести! Думаете, я вас на Зойку выведу? Шиш вам!» – думал он.

Он впустил бы Заморочнова, приди тот чуть позже, но старлей появился в очень неудачный момент – старик только что отыскал наконец тайник Нины. Он перерыл всю квартиру в поисках злополучного камня и не нашел его. Зато под одной из половиц дубового паркета нашлись деньги – много денег. И в момент, когда раздался звонок в дверь, дед был занят их пересчетом. Он сидел прямо на полу перед вскрытым тайником и уже насчитал триста с лишним тысяч долларов. И поскольку в планы деда Леши вовсе не входило светить перед милицией эти деньги и тайник, он решил Заморочнову не открывать.