– Ты плохо знаешь Марка.

– Это да. Если начать на днях, то к декабрю можно построить вполне работающий образец машины.

– Тогда идём к Марку прямо сейчас.

Майя встаёт.

– Сейчас?

– Именно. Пока он не остыл после твоих проделок. У него отрицательная энергия мгновенно превращается в положительную.

– Отрицательной энергии не бывает, – улыбается Гречкин.

– Короче, пошли.

Она встаёт и идёт в певзнеровский угол. Они обходят массивную установку, минуют стенку, у которой сидела Майя и слушала, как распекали Гречкина.

– Марк! – начинает Майя.

– Да?

– Гречкин, ну-ка покажи! – командует Майя.

Певзнер морщит лоб.

– Можно? – спрашивает Гречкин.

– Можно.

Гречкин выводит на мониторе Певзнера тот же чертёж, который минуту назад демонстрировал Майе. Певзнер внимательно его рассматривает, затем разбирает и изучает «торотылку».

– И ты молчал? – говорит он.

Вася пожимает плечами.

– Запомни, Гречкин. Твоё молчание ещё хуже твоей несобранности.

Певзнер разбирает чертёж, рассматривает отдельные детали, прослеживает новые контуры.

– Мне приходила в голову эта идея, но сначала я всё-таки планировал испытать машину с традиционным контуром, – подытоживает он.

Гречкин качает головой.

– Традиционный контур – пустая трата времени. Машина будет работать, но, скорее всего, в замкнутом кольце времени – от создания контура до момента отправки объекта в прошлое.

– Ты считаешь это неудачей? – усмехается Певзнер.

– Я думаю, что нужно выжать максимум.

Певзнер кивает.

– Пока нам не урезали финансирование, – тихо говорит он.

Майя молчит, но видит, что между Марком и Гречкиным протянулась невидимая струна взаимопонимания. Всё, теперь можно их оставить, они заняты свой игрой.

Анатолий Филиппович Варшавский лежит на животе, а стройная черноволосая девушка делает ему массаж. На ней нечто вроде трико, плотно облегающего соблазнительные формы. Глаза Варшавского закрыты. Его покой нарушает звонок.

– Варшавский.

– Добрый день, господин Варшавский.

Заискивающий голос Эйткена.

– Добрый день, господин Эйткен.

– Господин Варшавский, я хотел бы пожелать вам удачи от своего имени и от имени господина президента Якобсена.

– Спасибо. И передайте господину Якобсену мои благодарности.

– Обязательно, господин Варшавский.

Эйткен не может позвонить просто так. У него всегда что-то на уме.

– Но есть ещё один момент. Нам нужно встретиться.

Варшавский просматривает своё расписание прямо в голове.

– Когда?

– Желательно завтра. Скажем, в одиннадцать. У вас.

В одиннадцать назначена одна встреча, но ради Эйткена её придётся отменить.

– Хорошо. Я буду у себя.

– Будьте готовы к тому, что мы потратим на беседу около двух часов.

– Хорошо, господин Эйткен.

Варшавского раздражает секретарь Президента. Пресмыкаться перед кем-то? Он давно отвык от подобного унижения. Но ради претворения своих планов в жизнь придётся это стерпеть. Когда Якобсена не станет, а Варшавский обретёт силы, Эйткен исчезнет.

– До встречи, господин Варшавский.

И всё, обрыв связи. Ответного прощания Эйткен решил не дожидаться.

– Ублюдок, – тихо говорит Варшавский.

Девушка продолжает массировать ему спину.

Но спокойствие и уверенность покидают Анатолия Филипповича. Всё идёт по плану, а звонок Эйткена в этот план никак не вписывается.

Якобсен чего-то от него, Варшавского, хочет. Чего именно, ещё предстоит догадаться. Но хорошего от встречи с Эйткеном ждать не приходится.

В это время чип сообщает о новом звонке. Звонит Певзнер.

Если Марк решил потревожить его по прямой связи, а не через секретаря, значит, дело серьёзное.

– Да, Марк.

– Здравствуйте, Анатолий Филиппович. У вас есть несколько минут?

– Вполне.

– У нас есть определённые новости, которые требуют вашего визита. И – буду честен – увеличения финансирования.

За что Варшавский уважает Певзнера наряду с его рабочими качествами, так это за прямоту.

– По крайней мере честно, – говорит он. – Я смогу навестить вас послезавтра. В девять устроит?