Шрифт:
– Кто?
– Промэкспы. Наехали целой когортой, требуют к понедельнику сдать помещение.
– Там кто-то из них рядом?
– Да.
– Передай сигнал.
Майя перебрасывает разговор на Марьину. Та успевает сказать «да», а затем замолкает и слушает.
У Певзнера на лице – торжество, у Карла – насмешка, Ник холоден. Майе неприятно. Когда у тебя на руках козырь, им нужно пользоваться, говорит она себе. Но чувство неуюта не пропадает.
Марьина мрачна, будто только что вышла из склепа, где провела много лет взаперти. Она отсоединяется и медленно проговаривает:
– У нас тоже есть покровители.
– И что? – спрашивает Певзнер.
– К пятнице у меня будет личное разрешение от Варшавского. А в понедельник вы будете уже на новом месте.
– Удачи, – говорит Марк. – Но пока мы на старом месте, не соблаговолите ли вы нас покинуть и не появляться тут до понедельника?
Майя обращает внимание на выражения лиц сотрудников промэкспа. Они смотрят на Марьину как на богиню.
Начальница медленно идёт к двери.
– Рекомендую поторопиться с переездом, – бросает она напоследок. Певзнер не отвечает.
Когда промэксплуатация выходит, все забрасывают Певзнера вопросами.
– Это что такое было?
– Как это могло произойти?
– Что делать?
Марк поднимает руку в знак того, что хочет ответить. Все замолкают.
– Первым тут был Ник.
– Со мной они разговаривать не хотели, – оправдывается Ник.
– Именно, – продолжает Певзнер. – Она меня отзывала в кабинет ещё до вашего, Карл, Майя, прихода. Ник тут ждал. И намекала, что помещение нужно очень, очень важному человеку.
– Ну, она же не знала, кому принадлежит помещение сейчас, – вставляет Карл.
– Не знала. Хотя спесь с неё даже разговор с Варшавским не сбил.
– Хорошо заплачено, – констатирует Майя.
– Умом Россию не понять, – замечает Ник.
– Понять, ещё как понять, – говорит Певзнер. – Всё как всегда. Одному на лапу, другого – в канаву. Итог какой: я думаю, что всё разрешится в нашу пользу. Твой отец всё-таки – тяжёлая артиллерия. Но на всякий случай предлагаю информационный блок до вторника переправить в нашу…
– Молчи, – вдруг обрывает его Карл. – Они могли посадить жучка.
– Могли. Но вы поняли, куда переправить инфоблок. И копии – тоже. Всё остальное – восстановимо, а информация – не всегда.
– Сейчас? – спрашивает Майя.
– Да. Там сейчас наш гениальный разгильдяй Гречкин.
Добровольцем вызывается Ник.
– Я сделаю.
– О’кей. Но больше ничего не предпринимаем. Демонтировать оборудование своевольно, без соблюдения правил безопасности, они не решатся. Да и в любом случае у нас козырь сильнее.
Майя поджимает губы. Сплошные неприятности.
4
Настроение у Варшавского плохое. Неизвестно, какие новости ждут его у Эйткена, а тут ещё и непредвиденные сложности с лабораторией анабиозиса. И ещё увеличение финансирования для хронолаборатории – для полного счастья.
Он сидит в большом мягком кресле, в кабинете играет ненавязчивая расслабляющая музыка. Жужжит комм: вызывает Алексей.
Варшавский окончательно сделал из бывшего охранника своего секретаря. Алексей – мрачный, серьёзный, хладнокровный, и в нём нет того подобострастия, которое порой раздражало Варшавского в Максиме.
– Да.
– Анатолий Филиппович, они уже здесь.
До встречи ещё десять минут, но у Алексея есть хорошая привычка отслеживать всё заранее, предупреждая события.
– Машина под окнами. Ждут.
– Точность – вежливость королей, понимаю. Спасибо, Лёша.
Алексей отключается. Варшавский поднимается, смотрит на себя в зеркало. Для Эйткена приготовлено большое кожаное кресло, такое же – для самого Варшавского. Для Алексея и свиты Эйткена – кресла попроще.
Без одной минуты одиннадцать Алексей открывает дверь, и в кабинете появляется личный секретарь Президента Джейкоба Якобсена господин Камиль Эйткен. За ним – помощник, ровесник Алексея.
Маленький, черноволосый Камиль напоминает Варшавскому гадкого карлика Румпельштильцхена. Причём сходство это кроется не только и не столько во внешности. Эйткен, как и его сказочный собрат, хочет предложить Варшавскому контракт. И условия этого контракта вряд ли будут гуманными.
– Добрый день, господин Эйткен.
– Добрый день, господин Варшавский.
Они садятся, помощники также молча занимают свои места.
– Чего-нибудь желаете?
– Воды, просто воды.
– Воды, – командует Варшавский. Из недр журнального столика появляется бутылочка и высокий стакан, наполненный чуть больше, чем наполовину.