Принц поморщился.

— Вы правы, черт возьми!

— Мы здесь — ваши руки, ваши инструменты, мы готовы работать для вас. Вы разрешили мне, монсеньер, думать и действовать на свой манер. Я знаю, какой выкуп предложить старому герцогу за юнкера. Вы даете мне полномочия?

— Не представляя вашего плана? Хотя постойте, все понятно! Вы намерены предложить ему юного принца!

Чивителла поклонился.

— Вы угадали. Это доказывает сходство наших мыслей. И доказывает ваше согласие и готовность действовать. Итак, вы даете разрешение, принц?

— Да. Спасайте юнкера.

Поздно вечером Чивителла отыскал неаполитанского посла — их еще в Венеции связывала тесная дружба. Следующим утром посол испросил аудиенцию для себя и маркиза; долго ждать не заставили и провели на галерею, где герцог упражнялся в стрельбе.

— Ваше высочество, — начал маркиз, — я пришел просить за жизнь моего несчастного друга.

Он трогательно поведал о своем отношении к юнкеру. Герцог слушал терпеливо. Чивителла приободрился, изобразил в пламенной речи невыносимые переживания молодого Цедвица, коснулся дружбы герцога с отцом юнкера, говорил об ужасающей тяжести, что давила юнкера все эти годы. Он восхвалял его чистое, открытое сердце, мужество, преданность.

Герцог наконец прервал его:

— Судя по вашим словам, маркиз, это прямо ангел какой-то! И, однако, он изменил своей вере; его отец в гробу перевернется, узнав о подвиге сынка!

— Вы заблуждаетесь, ваше высочество. Ни барон фон Фрайхарт, ни юнкер фон Цедвиц своей вере не изменяли.

— Так ли? — герцог проницательно посмотрел на собеседника.

— Вы легко в этом убедитесь, сир, — невозмутимо ответствовал Чивителла. — Достаточно спросить пастора церкви Святого Духа; не знаю, как его зовут, но знаю точно: упомянутые лица причащаются там каждое воскресенье.

— Это радует меня, подлинно радует, — несколько смягчился герцог, — но сей отрадный факт ничуть не уменьшает провинности юнкера. Откровенно говоря, маркиз, юнкер, на мой взгляд, только бедный простак, и мне жаль его, хотя бы в память о его отце. Но кто его науськал — вскоре обнаружится: у меня хороший следователь, я разговаривал с ним два часа назад. Очень может быть, что слова, произнесенные вами вчера вечером и просветившие юнкера в последний момент, исходили от принца Александра. Предположим. Однако остается вероятность и большая вероятность, что дело задумал мой католический племянник, — кто предал свою веру, тому ничего не стоит предать свою плоть и кровь. Сообразите-ка, маркиз, кто более всех заинтересован в моей смерти, ждет, не дождется! Не интриговал ли он против меня со всеми европейскими дворами? Допустим, в последний момент он почувствовал угрызения совести, допустим! Преступник часто испытывает страх перед своим деянием. Нет никого в моей стране, слышите, маркиз, никого, кто бы с большим удовольствием зарядил пистолет юнкера, нежели принц Александр. Моего внука похитили — это он знает. Моя жизнь — препятствие на его пути, после моей смерти племянник Александр мигом покончит с ребенком.

Чивителла поймал свою игру.

— Сир! Господь милостив и сохранит вашу жизнь. И если юный принц снова окажется под вашей опекой, европейские дворы будут только довольны.

— Вот именно, если… — проворчал герцог. — А где он? Где прячется проклятая наследная принцесса, которая его украла? Нечего сказать, маркиз, много радости доставляет мне семья. И к тому же из несчастного ребенка сделают паписта!

— Вы сами, ваше высочество, его воспитаете. Я знаю, где скрывают юного принца. Отдайте мне юнкера, сир, моего заблудшего друга, и внук будет в ваших руках.

— Что? — взволновался герцог. — Вы способны найти ребенка?

Его снова обуяла подозрительность.

— Вы друг моего племянника, маркиз! Вы одалживали ему деньги в Венеции, ходили с ним в игорные дома. Видите, я неплохо осведомлен. Кто поручится, что вы сдержите обещание?

— Сир, — спокойно ответил Чивителла, — слово вашего высочества ценится в Европе. Ни разу в жизни, так я слышал, вы не унизились до лжи. Я вверяюсь вашему слову, сир. В пяти часах отсюда — гессенская граница. Там, в полночь, я передам юного принца вашему высочеству или вашим людям. Обещайте сейчас, сир, перед послом неаполитанского короля, что вы утром отпустите на свободу юнкера фон Цедвица.

— Согласен! — воскликнул герцог. — И пусть он обзовет меня подлым псом, если я нарушу слово.

Обсудили подробности, определили место встречи — улицу в одной пограничной деревушке.

За несколько минут до полуночи по деревенской улице проскакал гусарский эскадрон, за ним следовали две кареты. Старый герцог выпрыгнул из первой — не поленился приехать лично. Чивителла, в черной маске, с ребенком на руках, стоял один.

— Берите его! — крикнул герцог. — Да поглядим хорошенько, как бы нам не подсунули бастарда!

Ему передали мальчика. Старик тотчас его узнал: юный принц имел выраженное фамильное сходство. Герцог шепнул несколько слов ротмистру: тот приблизился ко второй карете, оттуда вышел юнкер фон Цедвиц, сопровождаемый двумя офицерами.

— Юнкер, — обратился к нему герцог, — вот гессенская граница. Надеюсь, вас никогда более не увидят в моей стране. Вас бессовестно водили за нос, понимаю, но, тем не менее, я не хочу служить мишенью для упражнений в пистолетной стрельбе. Кстати говоря, учитесь стрелять получше и, главное, выбирайте более подходящий объект. Возьмите это от старого друга вашего отца и постарайтесь стать благоразумным человеком.