Оглядев Желдыбино более внимательно, Дерябин обнаружил-таки на лавочке возле одного из домов древнего деда, которого все кликали Евсеич, — в потрепанной гимнастерке, увешанной орденами, медалями и сразу несколькими значками «Победитель социалистического соревнования».

Владимир Евгеньевич уважительно приветствовал ветерана войны и труда и незамедлительно приступил к расспросам:

— Что стряслось, Евсеич? Куда вся деревня подевалась?

Дед выдержал солидную паузу и потряс Дерябина неожиданным ответом:

— Всеобщая мобилизация, сынок.

Проведя последние сутки в непрестанных размышлениях о возможной судьбе Ирины Долинской, доктор не включал ни радио, ни телевизор и, соответственно, ничего не знал о каких-либо тревожных событиях, потрясших страну до такой степени, что пришлось объявлять экстренную и тотальную мобилизацию чуть ли ни всего гражданского населения. Однако за развитием международной ситуации Дерябин в принципе следил, и она, ситуация эта, никак не обещала столь грандиозных осложнений для родной страны.

Владимир Евгеньевич не слишком-то часто общался с Евсеичем — в последний раз и припомнить не смог, когда, — и у доктора появилось совершенно естественное опасение: а не подвинулся ли дедуля разумом в связи с преклонным возрастом и жизнью, полной военных подвигов и непосильной работы за липовые трудодни на местный колхоз «Желдыбинские зори»?

— И что же, прямо всех в один день и мобилизовали? — осторожно спросил он.

— Так точно. Прямо с утра.

— И собраться толком не дали?

— Где там! Кого посадили на военную машину — здоровую такую, кого на легковушки, а кто своим ходом… И с Богом! — Тут Евсеич осенил себя крестным знамением.

— А кто-нибудь в деревне, кроме вас, остался? — продолжая выдерживать сдержанный, как с опасным больным, тон, осведомился доктор.

— Таких тоже хватает. К примеру, из московских дачников никто не поехал.

Окончательно сбитый с толку, Дерябин отошел от деда в поисках более вменяемого собеседника и почти сразу же заметил приближающегося велосипедиста, а точнее, велосипедистку. Ею оказалась молочница Галя.

— Владимир Евгеньевич! — сразу же заволновалась, засуетилась она и, несмотря на свое, казалось бы, неподъемное тело, ловко и даже с элементами элегантности соскочила с транспортного средства на гравий. — Я же вам вечером молочка обещала! Не дождались?

— Гм… Я забыл у вас еще и баночку сметаны заказать. — Об Ирине Долинской он хотел расспросить как бы между прочим.

— Ой, Владимир Евгеньевич! — всплеснула она руками. — Готовой-то у меня и нет! Потерпите уж до завтра. Или вам срочно надо? Тогда я у Клавы попрошу. Клавка-то, она как раз спрашивала у меня, не нужно ли кому сметанки? — затараторила молочница.

— Нет, нет, Галя, ваша сметана вкуснее. Бог с ней, с Клавой! — отмахнулся Дерябин. — А куда, интересно, вся деревня пропала?

— Да к Долинскому, на стройку, — охотно пояснила разговорчивая молочница. — От него Гоша на своем джипе приехал, стал мужиков зазывать, да и бабам, говорит, работенка там найдется. Халтура на три дня. Мужикам по две тыщи в день, бабам — по одной. Вот почти вся деревня с места и снялась.

— Круто! — невольно переходя на современную молодежную лексику, подивился Владимир Евгеньевич. — На стройку, говорите? А почему бы Долинскому профессиональных строителей было не пригласить? Да и обошлось бы дешевле.

— Ну, для Льва Михалыча такие деньги — мелочь. А ему срочно небольшой домишко построить надо. Я слышала, для новых охранников. Пополнение прибывает.

— И с чего такая срочность?

— Точно не знаю, — пожала она плечами. — Но, видать, что-то стряслось.

— Уж не с Ириной ли? — ловко перешел Дерябин к волнующей его теме.

— Как раз с ней-то полный порядок. Здорово, видать, ваше лекарство помогло. Небось Лев-то Михалыч вас за Ирину щедро отблагодарил? — Галя с явным любопытством и, видимо, с надеждой на премиальные за свое посредничество в данном медицинском деле устремила неотрывный взор на несколько смутившегося при этом доктора.

— Полный порядок, говорите? Ну и слава богу. А я как раз собрался ее навестить. Ирина сейчас в особняке? — поинтересовался Дерябин, обойдя вопрос о гонораре: он считал, что двести долларов — сумма, о которой не стоит и говорить, не то что с нею делиться.

Галя сразу помрачнела, почувствовав себя вроде как обкраденной. Однако ссориться с постоянным клиентом она не хотела.

— Ирина вроде бы в Москве. В особняке ее точно нет, — вежливо, но все-таки с некоторой сухотцой в голосе ответила молочница.