– Мороженое.

Ольга расхохоталась.

– Вот и вози вас в театр! Мишка, а ты чего молчишь, а? Какой ты у нас важный…

В зеркале заднего вида она видела, что Мишка, напустив серьезный вид, смотрит в окно.

– Мам, что-то название знакомое – «Аэрополис». – Он указал на многоэтажное здание типовой советской застройки.

– Так это гостиница, в которой тетя Оксана живет! – обрадованно воскликнула Ольга. – Где мой телефон?

Телефон обнаружился у Машки, которая, пребывая в крайнем расстройстве от спектакля, гоняла на нем игрушки.

– Машка! – Ольга протянула назад руку и забрала мобильный. – Сейчас мы Оксану к себе заберем. Пусть она с нами Новый год встретит, а то она одна совсем…

Телефон после нажатия кнопки вызова неожиданно отключился.

– Ну, Маша! – возмутилась Ольга. – Ну сколько раз тебе говорить, чтобы ты с телефоном не играла! Бессовестная. Разрядила батарею своими играми дурацкими!

Она вдруг заметила свободное парковочное место недалеко от гостиницы и быстро нырнула туда.

– Ладно, сидите, я сейчас вернусь. Мишка, все двери заблокируй!

Она вышла из машины и быстро направилась к дверям, за которыми маячил огромный швейцар.

На продолжительный стук Оксана не открыла.

Ольга уже было подумала, что портье ошибся, заявив, будто она в номере, и собралась уйти, но дверь неожиданно распахнулась.

– Оксана… – Ольгу удивило замешательство, мелькнувшее у той в глазах, в одно мгновение переросшее в раздражение.

– Оленька! – Оксана, несмотря на то что была в полупрозрачном пеньюаре, вышла в коридор и плотно закрыла за собой дверь, давая понять, что приглашать Ольгу в номер не собирается. – Извини, я тебя не ждала. Не могу впустить. Я не одна, понимаешь? Извини меня.

– Что ты, что ты! – Ольга попятилась, ей показалось, что за всеми этими «извини» сквозит что-то грубое и… торжествующее. Мол, дура, неужели тебе до сих пор ничего не понятно…

– Я позвонить хотела, да телефон разрядился, – пробормотала Ольга, глядя не на Оксану, а на закрытую дверь ее номера. – Я пойду… Я хотела… ну, ладно, потом… Позвони мне, хорошо?

Не дожидаясь ответа, она развернулась и быстро пошла по коридору, словно убегая от собственных догадок и подозрений.

И зачем она сюда пришла? Бредовая идея – позвать Оксану на встречу Нового года. Не такая уж близкая она подруга. Да и не подруга вовсе – приятельница. Просто захотелось доказать самой себе, что Оксана ей… не соперница.

Глупо!

Ничего глупее она в жизни не делала.

Выбежав из гостиницы, она наткнулась на… машину Сергея. И не очень этому удивилась.

Ведь все и так было понятно…

Барышев ночевал не в вагончике с каким-то прорабом. Он ночевал здесь, в номере люкс.

Он ей врал, врал несколько месяцев, начиная с Таиланда. Он врал, изворачивался, клялся в любви, дарил дорогие подарки только для того, чтобы она ничего не заподозрила.

И Леонид Сергеевич так внезапно уехал, потому что все понял. И не смог ничего ей сказать.

Господи… Ольга прислонилась к машине Сергея, не обращая внимания на взвывшую сигнализацию.

Значит, тогда, на море, Оксана действительно хотела, чтобы она утонула…

А портрет… первый портрет, который бесследно пропал – Сергей просто забрал его.

Ольга засмеялась, потому что все это могло вызвать только смех. Потому что боль, которую она чувствовала, невозможно было пережить без смеха.

Ольга достала из сумки помаду и написала на боковом стекле воющего «Мерседеса»: «ТЕБЯ НЕТ».

Подумала и дописала: «ДЛЯ МЕНЯ».

Швейцар тревожно смотрел на нее сквозь стеклянную дверь. Сигнализация умолкла. Наверное, Барышев увидел ее в окно… Может быть, даже прочитал надпись.

Ольга вдруг обнаружила, что возвращается в номер. Она словно наблюдала за собой со стороны и вроде даже с усмешкой подначивала:

– Ну давай, давай! Посмотри им в глаза! И они пусть посмотрят!

Новый год с елкой на крыше…

Как хорошо, что не хочется плакать – только смеяться…

Она не стала стучать в дверь, просто распахнула ее ударом ноги – как в дешевой смешной мелодраме.

Оксана курила, лежа в кровати.

Барышев стоял посреди номера голый по пояс, прижимая рубашку к груди. Кажется, он ждал ее…

Как хорошо, что не хочется плакать.

– Оля, – чужим голосом сказал Сергей. – Оля…

Паника и конец света были в этом хриплом, надсадном «Оля».

Ольга и не представляла, каким жалким он может быть…

Оксана откровенно усмехалась, затягиваясь терпким дымом сигариллы.

Ольга захохотала.

Она хохотала долго, взахлеб, словно ничего смешнее в жизни не видела, чем полуголый, жалкий Барышев, хлопающий глазами, как провинившийся первоклассник, и злорадно ухмыляющаяся Оксана с зажатым в пальцах коротким окурком.