– Итак, вы хотите вернуть ребенка через суд, – невозмутимо продолжил Понизовский, не отвечая на риторический вопрос. – Скажите, сколько у него зубов?

– Чего? – не поняла Нелли.

– Зубов, зубов, – терпеливо повторил адвокат.

– Понятия не и… А почему вы спрашиваете? – насторожилась Нелли.

– Это не я, это суд у вас спросит. Сколько у него зубов, какие прививки ему сделаны, какими детскими болезнями переболел… Какая у него любимая игрушка, какую сказку он любит слушать на ночь, на каком боку засыпает. Как зовут его друзей. У вас есть ответы на все эти вопросы?

Нелли нервным жестом вытащила сигареты.

– Не кури тут, – остановила ее Лина. – Я не разрешаю курить в доме, здесь дети.

– Где дети? – Нелли огляделась по сторонам.

– В детском саду, но все равно курить нельзя. Дым застаивается, впитывается, детям это вредно. Хочешь курить – иди на лестницу.

– Хорошо, – неожиданно кротко согласилась Нелли. – Я пойду на лестницу.

– Погоди, я дам тебе что-нибудь – пепел стряхивать. Не на пол же.

Лина хотела достать что-то из шкафа, но Нелли ее остановила.

– Не надо. У меня своя пепельница есть. Переносная.

И она вынула из сумки кокетливый маленький контейнер с крышечкой на цепочке, отделанный золотом и расписанный фривольными рисуночками в стиле «Fin de si`ecle» [23] . Это было настолько в духе Нелли, что Лина немного успокоилась.

– Вы и вправду думаете, что у нее нет шансов в суде? – спросила она Понизовского, когда Нелли вышла.

– Ни единого. И, мне кажется, она это понимает. Вот потому-то меня так и смущает этот визит. Она пришла с какой-то другой целью.

– С какой? Красть у меня нечего. Ладно, подождем.

Ожидание затянулось. Похоже, Нелли выкурила на площадке не меньше двух сигарет. Но вот дверь хлопнула, раздался дробный цокот каблучков по коридору, и она вернулась. От нее пахло дымом – не придерешься.

– Все эти ваши вопросы ничего не стоят, – заявила она Понизовскому. – Как я могу что-то знать о сыне, когда Полька его от меня скрывает? Я так и скажу на суде.

– Скрывает? А когда вы в последний раз интересовались его здоровьем? Вы же говорите с дочерью по телефону?

– А это ее слово против моего, – злорадно улыбнулась Нелли. – Вы ничего не докажете.

– Знаете, – улыбнулся Понизовский ей в ответ, – если бы я каждый раз, как слышу фразу «Вы ничего не докажете», получал по десять копеек, я бы уже озолотился. Давайте вспомним эпизод четырехлетней давности. Вы сдали сына в Дом малютки.

– Сколько можно попрекать? У меня было безвыходное положение. Меня пригласили с театром на гастроли, а Полька укатила в командировку.

– В доме оставалась еще няня, но ее вы предусмотрительно услали в отпуск.

– Полька меня вечно пилит, что я Галюсе отдохнуть не даю. Нет, я не понимаю, какие ко мне претензии? И то я делаю не так, и это не так!

– Вы отослали ее в отпуск, а сами собирались заниматься ребенком? – с невинным видом уточнил Понизовский. – Одна?

– Ну да. Кто ж знал, что подвернется приглашение в Питер?

– И по возвращении из Питера вы собирались забрать сына домой?

– Разумеется.

– Позвольте вам не поверить. Вы удалили из дома все детские вещи, включая мебель.

– А это кто может подтвердить? – ехидно спросила Нелли.

– Помимо вашей дочери и Галины Романовны Обуховой? Я могу подтвердить. Именно я вместе с Линой покупал для вашего сына новые вещи. Включая мебель.

Глаза у Нелли забегали, но она нашла выход из положения.

– Они потребовали все. Эти, из Дома ребенка.

– Нелли Леонидовна, давайте я сэкономлю время нам всем. Вы оставили в Доме ребенка письменное согласие отдать сына на усыновление. Если бы Полина не вернулась вовремя, он мог бы жить уже в Америке. Ваше заявление, отказ от прав и прочие документы у меня. Я забрал их из Дома ребенка вместе с мальчиком. Хотите судиться? Ваше право, но предупреждаю: я предъявлю эти документы в суде.

Нелли тяжело задышала.

– Это была минута слабости. Они на меня надавили. Сказали, что в Америке ему будет лучше. Что его с руками оторвут: не больной, из семьи, без дурной наследственности.

– Не могу представить такую минуту слабости у моей матери. Да и вообще ни у одной нормальной матери. Уважающие себя женщины дерутся за своих детей как тигрицы. Когтями и зубами. Впрочем, это будет суд решать. Но фон, должен вам сказать, очень для вас неблагоприятный. Предлагаю другое. Вы хотели отдать ребенка на усыновление? Отдайте его вашей дочери. Пусть она будет официальным опекуном.