Вечер. Предложение нераспространённое.

Осенний вечер. Предложение распространённое.

— Испанский галион.

— «Сан-Диего».

— Дерево.

— Сердцевина.

— Ядро дерева.

— Кора дерева.

— Школьники.

— Идут.

— Идут в школу.

— Левин.

— Хочет сделать предложение Китти Щербацкой.

— Антонио де Морга.

— Погубил людей.

— И пишет.

— И пишет героические мемуары.

— Ветер.

— Ветер относительно судна.

— Оверштаг.

— Приводимся круче к ветру.

— Фордевинд — уваливаемся под ветер.

— Готовься.

— Готовлюсь.

— Судно уже строится.

— Понятно. А что это у тебя фонарь под глазом?

— Получил. Как видишь.

— Сам напросился?

— Да. Попросил закурить и тут же получил.

— И теперь твой левый глаз курит.

— Ничего страшного.

— Кто?

— Кто-то из них.

— Было темно?

— Сумерки.

— Упал?

 — Да.

— Ногами били?

— Да.

— Но не сильно.

— Не сильно. Им что-то помешало.

— Я с ними разберусь.

— Не смеши меня. Они изуродуют тебя.

— Посмотрим.

Пасмурно, прохладно.

Двор усыпан листьями.

На отопительный сезон требуется истопник на твёрдом топливе.

Кот сидит на подоконнике и смотрит в окно.

Василий Фёдорович подтягивается на перекладине для выбивания ковров.

Сары-Юрьев с мольбертом идёт к обрыву рисовать море.

Слышен крик журавлей, улетающих вдаль.

Воздух свеж и прохладен.

Судно из Италии швартуется к первому причалу.

В порт идут составы с антрацитом.

Антрацит на снегу или снег на антраците — как угодно.

С Новым годом.

Вы не спите?

До Нового года ещё далеко.

Напитки и закуски, костюмы и танцы.

Опасаясь…

Чего-то опасаясь.

Дорога вдоль почему-то ещё не убранной кукурузы.

Причудливый наклон плоскостей пейзажа.

И лира Орфея отворяет врата ада.

В данный момент он в замечательном расположении духа.

Диалектика этического, эстетического и религиозного.

Противоречивость и непоследовательность.

Кажется, ему не хватает страсти, кажется, он прячет свою душу.

Ничего в угоду предрассудкам, деспотизму и фанатизму.

Искусство, говорит он, пошло угодничает и постыдно отрекается от идеала.

Он берёт деньги в комоде под бельём, идёт к Наминасу и проигрывает.

Он играет в долг и проигрывает.

Киргиз отводит его в сторону и говорит, что долг — не шутка, прощать никто не станет, ты понимаешь.

— Ты понимаешь?

— Да.

— Правильно понимаешь?

— Да.

— Вот и хорошо.

— Вот и хорошо.

— Ты, кажется, не понимаешь?

— Понимаю.

— Что же тогда тут выделываешься?

— Ни в коем случае.

— Ты меня знаешь?

— Кто ж тебя не знает.

— Значит, понятно.