Мистралиец хмуро поворошил костер и промолчал. Вопрос был явно риторический, а если и нет, то на него довольно сложно было ответить неспециалисту. Да и не за тем он тут сидел, чтобы отвечать на вопросы, а за тем, чтобы присмотреть за страдающим шефом и позаботиться о том, чтобы дорогой вождь с горя ничего с собой не сделал. Товарищ Пассионарио был безутешен со вчерашнего дня, когда в стычке на горной дороге погиб один из его телохранителей. Дон Аквилио очень сокрушался, что шеф всегда переживает такие вещи ненормально тяжело, и они всерьез опасаются, что это когда-нибудь добром не кончится. Поэтому, когда Пассионарио сказал, что хочет побыть один и собрался уйти, начальник охраны чуть ли не силком удержал его за рукав и попросил хоть кого-то взять с собой… Шеф не стал спорить, чтобы не расстраивать беднягу, и взял, разумеется, Кантора. Теперь тот сидел, слушал и размышлял, как отсюда спускаться, если вдруг дорогой вождь и идеолог свалится и уснет или ненароком телепортируется и забудет верного охранника. Конечно, если все будет в порядке, то утром он вспомнит и вернется за ним, а вот если потеряется…

— Если бы мы просто телепортировались в ту деревню, на нас бы никто не напал по дороге, — продолжал Пассионарио. — И Андреа был бы жив… Если бы я умел лечить, я бы мог его спасти…

— А если бы ты был курицей, то нес бы яйца, — проворчал Кантор. — Перестань терзаться. Жалко Андреа, кто спорит. Мне тоже обидно, хороший был парень. Но ты же не виноват, что так получилось. Даже наоборот. Если бы не ты, одним Андреа не обошлось бы, так что посмотри на вещи с другой стороны и попробуй мыслить позитивно.

Пассионарио грустно посмотрел на костер и по-детски вытер глаза рукавом.

— Это несправедливо… Так не должно быть. Это неправильно, что кто-то должен умирать из-за меня. Я никогда не смогу к этому привыкнуть. Почему я должен жить, а кто-то другой — нет? Я всем нужен, а ты, Андреа, Бахо, Хабанера, тот же дон Аквилио, получается, никому не нужны? Это несправедливо…

— Жизнь вообще несправедливая штука, — все так же мрачно проворчал Кантор. — Сам не знаешь? А то, что принц просит подаяния на улицах — это справедливо? А то, что великий ученый превращается в простого воина, чтобы выжить — это справедливо? А то, что барду отрубают руку, это — справедливо? Вот будешь королем, тогда и попробуй сделать так, чтобы было справедливо. А пока… ты делаешь, что можешь. И даже больше. И успокойся. Ты не виноват, что тебя все время кто-то хочет то шлепнуть, то умыкнуть. А мы все взрослые люди и знаем, на что идем. У нас такая работа. Твое дело — говорить, наше дело — тебя защищать любой ценой. Мы воины, и, как утверждает принц-бастард Элмар, «таков наш путь». И не говори, что ты впервые это слышишь. Наверняка Амарго уже не раз с тобой беседовал на эту тему. Пойдем спать.

— Не хочу я спать. Вам хорошо, вы водки дернули как следует и спите. А мне нельзя. И трава меня что-то не берет… Кантор, у тебя ничего другого нет?

Насчет травы Пассионарио явно заблуждался, поскольку его состояние трудно было назвать полностью нормальным.

— Нет, — ответил Кантор. — И слез бы ты оттуда, а то, не ровен час, свалишься. Может, тебя трава и не берет, но твое равновесие она берет даже очень.

Пассионарио подумал, потом все-таки слез, присел прямо на землю у костра и принялся сворачивать очередной косяк. В надежде, что все-таки подействует.

— Тебе не хватит? — без особой надежды поинтересовался Кантор, опасаясь, что, если трава успокоит товарища предводителя так, как он того хочет, сидеть им здесь до завтра. А дров для костра хватит от силы еще на час. Да и дон Аквилио станет беспокоиться… А уж что скажет Амарго, если узнает, что дорогой вождь опять забыл о своем обещании «больше никогда»…

— Отстань, — вяло огрызнулся шеф.

— Ты что, хочешь уснуть? — уточнил Кантор. — Конечно, на здоровье, но не здесь же. Пойдем домой, и там…

— Не хочу домой. Здесь лучше. Да не бойся, вернемся. Потом. Только Амарго не говори, что я курил. А то мне попадет. А ты не хочешь?

— Нет, — качнул головой верный телохранитель, которому полагалось быть трезвым и присматривать за этим охламоном. Тем более он тоже обещал «больше никогда» и слово свое намеревался сдержать. — Пассионарио, а чем ты по ним шарахнул? Ну, тогда, на дороге? Молнией?

— Ну, вроде того. А что?

— Да интересно. Ребята вообще охренели. Это тебя Мафей научил?

— А кто же еще? Я к нему каждый день забегаю на час-другой. У него сейчас наставник уехал, так что у нас достаточно времени пообщаться. Только зря вы, ребята, так восторгаетесь. Эти молнии у меня получаются примерно одна из десятка, так что можете считать, что нам просто повезло.

— Везение — тоже вещь хорошая, — заметил Кантор. — Мафей-то как поживает? Ты его чему-нибудь тоже учишь?

— Чему я его могу научить? Что я вообще умею? Да я вообще полное ничтожество как маг. Все, что я умею полезного, Мафею не нужно. Он не эмпат, да и огонь — не его стихия… А шарики эти дурацкие он за полторы минуты схватил. Так что я даю ему единственное, что могу. Ориентиры. Он ведь нигде не был, этот бедный ребенок. Замок деда в Белокамне и замок отчима в Даэн-Риссе — вот и все, что он видел. Он даже города толком не знает, потому что везде его таскал наставник. Телепортом. А теперь я показываю. И еще я его курить научил. Нет, не подумай, не траву, а вообще. Ну, ему хотелось. А теперь он переживает, что наставник узнает.

— И что тот ему сделает? — Кантор даже подивился несерьезности проблемы юного эльфа.

— Да ничего особенного… Он боится, что Шеллару попадет. Ведь меня мальчишка не выдаст, а на кого первого мэтр подумает?

Кантор хотел сначала удивиться, как это королю от кого-то может попасть, затем вспомнил его жалобы на отнятую трубку, а также, как два принца по команде мэтра бросились прибирать со стола, не уточняя, к кому он обращался, и подумал, что король, пожалуй, может и пострадать. Понятное дело, если почтенный мэтр вздумает выяснять, кто научил его высочество курить, то на Элмара точно не подумает.