Воровать, конечно, нехорошо, но у девочки сызмальства не водилось ни одной, самой мелкой монеты. Даже пятака, и того не было. Потому-то она всегда с завистью смотрела на деревенских мальчишек (да и девчонки ничем не лучше!), забавляющихся с этими пятаками: кто больше монет выбьет. Дети играли мелкими монетами, самая большая - пятак. Пятак кидался ребром, чтобы перевернуть как можно больше мелких монет. Те, что переворачивались доставались кинувшему пятак ребенку. Но это все больше летом играли. Зимой на земле особо не посидишь, как и на камне. Из игр разве что по снегу на санях прокатится. Так у софы и их не было.

– Ну, привет, - протянул незнакомый голос за спиной у Софы.

Девочка обернулась. На миг онемела.

"Не может быть!" - она даже ущипнула себя: вдруг сон?

Но видение не исчезало. На Софу, насмешливо улыбаясь, глядел Пет Кривой - сын карателя!

– Чего надо?
– сквозь зубы проговорила Софа, с ненавистью глядя на Пета. Всякая жалость к мальчику, что еще вчера находила отклик в ее сердце, исчезла без следа. То и дело всплывала в памяти боль матери и злость, презрение к ней отца Кривого.
– Чего вылупился?!

– Ты повежливей-то! Я, знаешь ли, и обидеться могу, - в голосе у мальчишки прозвучала та же насмешка, что и в речах его отца.

И тут в Софу будто что-то вселилось. Она с нечеловеческим криком подскочила к Кривому.

– Ненавижу! Ты! Ты...

Но Пет, будто ожидая ее выпада, отскочил в сторону, слегка толкнул и перехватил за спиной ее руки.

– Замолкни! Думаешь, ты хоть что-то можешь мне сделать?
– он со злостью расхохотался.
– Коль Кривым вы меня кличете, я на самом деле такой?

– А какой же ты?
– девочка упрямо сжала зубы.
– Кривой он и есть Кривой!

Он еще сильнее сжал ей руки. Так, что костяшки на пальцах побелели. Лицо же перекосилось от злобы.

– Мало отец мой у вас "погостил". Надо будет ему сказать, чтобы еще пару раз к вам наведался. Уж больно борзая ты. А вы ведь только боль понимаете. Что ты, что мать твоя. Как там отец говорил - Марта...

Софа снова закричала. Ударила Кривого пяткой по короткой ноге и, будто дикий зверь, что с безумной страстью рвется на волю, полоснула когтями по коже. Кривой завалился на бок, не выпуская из рук локтей Софы, но девочка изловчилась, снова дернулась, освобождаясь от захвата, затем ударила Пета в живот. Раз. Другой. Затем бросилась наутек.

– Будь же ты проклят, - задыхаясь от бега, но все же пытаясь прокричать, повторяла девочка.
– Будь же ты проклят! Будьте вы все прокляты!

Создатель редко прислушивался к крикам смертных, а Дьяволу они и вовсе ни к чему. Вот слова Софы и ушли в небытие. Ни Высшие, ни смертные не услышали ее полубезумного отчаянного крика. Только звезды, что уже начали зажигаться на сумеречном небе. Да только они всегда оставались простыми свидетелями. Безмолвными и безучастными.

Далеко убежать Софе не удалось. Вот и знакомая площадь, привычная для воскресного вечера толпа, смех, разговоры. А еще огонь.

– Давай!

– Смерть ведьмам!

– Во имя Господа покараем нечистых!

А затем треск поленья и мгновенно вспыхнувшие до небес языки пламени.

Пять душ сегодня покидали мир Сорины. Впрочем, пять ушло только из этой деревни. Мир покинуло много больше. Не везде так, как здесь. Под веселое улюлюканье толпы, треск полений. Да Софу весь остальной мир не волновал. Она о нем почти ничего не знала. Не знала, как его называют Высшие. Не знала, есть ли у сгораемых заживо ведьм души. Не знала, есть ли среди этих пяти та, кто помог появиться ей на свет. Знала только, что сегодня праздник. У карателей, у людей на площади, у нее самой. Ведь среди пятерки обреченных ее матери не было. И никогда не будет.

"Они убрались, не вернуться больше, - как молитву про себя повторяла девочка слова матери о карателях.
– Мы спасены!.."

Софе недавно минуло шесть лет. Девочка не знала, как много в мире лжи, не умела лгать сама. А вот ее мать лгать умела. И глядя из окна дома на зарево пожара, чувствовала, как огонь лижет ее собственные пятки, как пестрая юбка съеживается, по телу градом стекает пот, а с глаз капают кровавые слезы. Марта слишком хорошо знала:

– Они вернутся. Они обязательно вернутся...

988 год по местному летоисчислению. За 12 лет до заключения пари...

Вот уже неделю стояла ужасающая жара. Сорина плавилась и сходила с ума. Постоянно возникали истории о страшных пожарах, что уносили тысячи жизней. Будто бы слуг у Дьявола стало слишком много, а с ними и сил у властелина преисподней прибавилось. Вот он и напустил бедствий на род людской, с коими даже сам епископ не справится. Но церковники слухи о бессилии своего Светоча старались подавлять, отправляли на костер за малейшее слово.