Когда на длинном цепном мосту показалась толпа, сопровождавшая делегацию, члены Наместнического совета испугались. Процессия показалась им угрожающей. С утра в тот день лил не переставая дождь и по всему мосту и дальше на улицах, близких к совету, виднелось целое море мокрых, блестящих от дождевых струй раскрытых зонтов. И за этим волнующимся морем членам совета почудились спрятанные вилы и косы, которых они опасались с тех самых пор, как за это оружие взялись крестьяне Моравии, Чехии, Силезии.

Делегации не пришлось ждать. Она была принята немедленно, и так же немедленно были приняты советом все её требования.

Люди тесным кольцом окружили здание, готовые ринуться на поддержку своих уполномоченных.

Янош стоял, не отводя глаз от тяжёлых дубовых дверей, за которыми скрылась депутация. Сердце его билось, звало скорей вперёд, на помощь к Михаю Танчичу. Тогда, в Броде, он ничем не мог помочь пленнику жандармов. А сейчас? Сейчас он не останется в стороне, если кто-нибудь вздумает помешать освобождению Танчича.

Ждать пришлось недолго. Спустя несколько минут депутация снова предстала перед народом.

Петёфи торжественно объявил:

— Наместнический совет подчинился требованию народа: войскам приказано не вмешиваться в наши дела, цензура уничтожена. Комитет общественной безопасности постановил: «Гражданина Михая Танчича, заключённого в тюрьму за его свободолюбивые произведения, немедленно освободить и в сопровождении народа вернуть в его семью!» Сейчас перед Михаем Танчичем раскроются двери тюрьмы!

Дружное «ура» и крики «Свободу Танчичу!» покатились по улицам.

Не всем было знакомо имя крестьянского писателя, томившегося в тюремной камере, немногие читали его книги, но каждому стало известно, что Танчич был заточён в каземат за то, что звал народ к свободе.

В камеру Михая Танчича ещё с утра стал проникать необычный шум. В тихую днём и ночью будайскую крепость ворвалась какая-то свежая струя, и по-иному теперь звучали в коридорах голоса.

Узнику казалось, что веселее стало и чириканье птиц за окном. Вместе с тем во дворе всё чаще стал слышен лязг оружия; до заключённых долетали неясные отголоски военной команды. Было похоже, что войска приводятся в боевую готовность.

Пренебрегая строгим запретом, Михай подтянулся к оконной решётке и повис, уцепившись за железные прутья. По оживлённому гомону молодёжи, торопливым шагам прохожих, недостаточно отчётливым, но возбуждённым восклицаниям, доносившимся с улицы Бечикапу, чувствовалось, что назревают какие-то события.

В обеденный час в камеру вошёл тюремный инспектор. Вопреки обычаю, он сам принёс узнику еду. Удивлённый Танчич спустился на пол, чтобы расспросить, что происходит на воле. Но тюремщик безмолвно удалился.

Танчич снова повис на оконной решётке.

Движение на улице с каждым часом росло. Прохожие останавливались, группировались, о чём-то спорили, оживлённо жестикулируя.

Время от времени тюремщик заглядывал в камеру, но не требовал спуститься с решётки. Он смотрел на Танчича заискивающе и ждал, чтобы тот с ним заговорил. Но теперь Михай не обращал на него внимания.

Шум на улице возрастал. Вскоре в камере снова появился тюремный инспектор и наконец заговорил. Речь его была вкрадчивая и робкая.

— Выслушайте меня, прошу вас.

Танчич спрыгнул на пол и устремил на тюремщика свои проницательные глаза. Несколько секунд оба молчали.

— Они идут в Буду!.. Сюда!.. — пролепетал тюремщик в замешательстве и страхе.

Танчич понял, что близок час освобождения. Жалкий вид представителя власти развеселил узника.

— Едва ли не мне первому довелось услышать из уст тюремщика столь отрадные слова!

Запинаясь и заикаясь, тюремный инспектор торопился сообщить подробности.

— Несметная толпа движется сюда из Пешта, чтобы вас освободить. Умоляю вас, — униженно просил инспектор, — пощадите, не возбуждайте против меня толпу. Она меня растерзает… Ведь я лицо подчинённое и действовал по приказу свыше, выполнял свой долг…

— Ступайте! — прервал его Танчич. — Не бойтесь расправы, но не вздумайте помешать народу сбить замки с тех казематов, где томятся друзья народа!

Инспектор поспешил удалиться.

Танчич схватил со стола ложку, подтянулся к оконной решётке и, размахнувшись, разбил стекло. В камеру ворвался требовательный возглас: