Шрифт:
По сцене зацокали каблуки. Андрей почувствовал, что кто-то стоит у него за спиной и смотрит ему в затылок. Он оглянулся, ожидая увидеть Василису, но это была не она.
– Вы меня помните?
Узнать в рыжей ведьме Гелле рыжую актрису, то ли Марину, то ли Маргариту, было непросто. Она мило улыбнулась, ошарашив Успенского. К ее воркованию по телефону он вроде бы привык. Но вот так, увидеть ее лицо, не искаженное злобой, было для него неожиданностью.
– Как насчет моего гороскопа? – нежно спросила она.
Успенский придал своему лицу максимально строгое выражение.
– Он еще не готов. Тем более вам нужен парный прогноз, ваш и вашего бойфренда.
– Он мой жених, а не какой-то бойфренд. Мы скоро поженимся, – обиженно перебила его актриса. – Вот, мы с ним сфотографировались перед дворцом бракосочетания.
И она с торжеством продемонстрировала Андрею фотографию, где запечатлелась в обнимку со своим женихом. Впрочем, личность суженого она закрыла ладонью.
– Тем более, – учтиво улыбнулся астролог. – Так как вас все-таки зовут? Маргарита или Марина? Это тоже важно для правильного составления гороскопа.
– Вообще-то меня назвали Марией. Неподходящее имя, правда? Деревенское какое-то. Поэтому я сначала назвалась Мариной, а потом Маргаритой. Для меня это не просто имя, а символ. Теперь понимаете, почему мне так важно было сыграть именно эту роль?
Успенский задумался.
– Но почему вы считаете имя Мария неподходящим? Я бы назвал его сакральным.
– Ма–а-ашка!!! – прогремел под сводами зала рев Покровского. – Где тебя носит?!
– Ой, убегаю! – испуганно пропищала актриса и умчалась за кулисы.
Андрей пристально посмотрел ей вслед.
– Как считаешь, это не он? – спросил он прокурора.
– Кто, жених? – удивился тот. – Почем я знаю? Она же не мне, а тебе фотку показывала.
Астролог развел руками.
– Я тоже не разглядел, она его морду рукой закрыла. Так что это вполне может быть и наш маэстро.
Филатов оценивающе оглядел фигуру режиссера.
– Вряд ли, конечно, хотя чем шут не шутит. Пойдем-ка у него пару билетиков выпросим.
Но, услышав их просьбу, Покровский только руками замахал.
– О чем вы говорите? Билетов давно нет. И обе ложи под завязку набиты, и правительственная, и директорская. Могу выдать контрамарки без места. Сядете на свободные.
– Нет, каков наглец! – возмущался Филатов. – Ну, он у меня еще попляшет. Со всеми своими связями.
– Давай лучше отойдем в сторону, присядем в углу, – предложил Успенский.
Собственно, в ожидании начала спектакля делать было нечего. Идти в буфет с его немыслимыми ценами не хотелось. Оставалось поработать с обретенным документом.
– Смотри, чтобы у меня кошелек не сперли, – предупредил друга Андрей.
Он сел поудобнее, достал папку, снял ручку Доронина, которая скрепляла ее замком, и достал листок. И привычно отключился.
Вагон пригородного поезда. 1938 год
Поезд отправился с Балтийского вокзала, который москвичи, по старой памяти, продолжали называть Виндавским. В вагоне было холодно, из прокуренного тамбура тянуло табачным дымом.
Булгаков ехал в подмосковный санаторий к Женечке Гладун, Евгении Ежовой. Скамейка была жесткой. На коленях он держал перевязанный шпагатом сверток. В кармане пальто лежала большая упаковка ампул люминала.
Он чувствовал себя преступником. Еще точнее – убийцей. А возможно, и того хуже. То, что он собирался сделать, исключало прощение как в земной жизни, так и в загробной.
Народу в вагоне было немного. Основной наплыв пассажиров, ехавших с работы из Москвы, уже схлынул. Хлопнула дверь, и из тамбура в вагон прошел высокий, хорошо одетый и совершенно лысый пожилой человек. Несмотря на то что почти все места были свободны, он остановился возле Булгакова.
– Вы позволите?
– Пожалуйста.
Лысый незнакомец уселся напротив писателя. Некоторое время оба молчали, разглядывая проплывающие в темноте огоньки домов и фонарей. Потом лысый сказал:
– Москва карош. Русски ошень карош. Лублу.
Писатель посмотрел на него с некоторым интересом.
– Вы, наверно, иностранец? Инженер?
Сосед замахал головой, как лошадь в цирке.
– О, йес, да! Я инженер. То есть нет, не инженер. Магистр. Магистр Хариман. Я приехать из САСШ и не очень хорошо говорить по–русски. А вы, случайно, не писатель?