— А теперь пошел! — крикнула дама. — Мы потеряли десять минут. Ежели наверстаешь их, получишь пистоль.

Форейтор щелкнул над головой кнутом, и лошади, прекрасно знакомые с этим грозным сигналом, взяли с места в галоп.

Когда через несколько минут Жильбер пришел в себя, он изрядно удивился, обнаружив, что, так сказать, распростерт в ногах женщины, которая пристально смотрит на него.

То была молодая особа лет двадцати четырех — двадцати пяти с большими серыми глазами и вздернутым носиком; щеки ее загорели под южным солнцем, изящно и прихотливо очерченный рот придавал открытому и жизнерадостному лицу выражение лукавства и настороженности. У нее были красивейшие в мире руки, и красота их еще подчеркивалась лиловым бархатом рукавов, украшенных золотыми пуговицами. Струистые складки юбки из серого шелка с крупными узорами заполняли чуть ли не всю карету. Надо сказать, Жильбер еще больше удивился, когда понял, что лежит в карете, которую несут галопом три почтовые лошади.

Поскольку дама сочувственно улыбалась, Жильбер смотрел на нее, пока не убедился, что она ему не снится.

— Ну как, мой мальчик, вам лучше? — прервала молчание дама.

— Где я? — спросил Жильбер, очень кстати вспомнив фразу, которую он вычитал из романов и которую произносят только в романах.

— Теперь, мой друг, в безопасности, — ответила дама с явным южным выговором. — А вот совсем недавно вам угрожало быть раздавленным колесами моей кареты. Что с вами случилось? Почему вы упали прямо на дороге?

— Я почувствовал слабость, сударыня.

— Вот как! Слабость? А что же стало причиной этой слабости?

— Я слишком долго шел.

— И как долго вы были в пути?

— Я вышел вчера в четыре пополудни.

— И сколько же вы прошли с четырех пополудни?

— Думаю, лье шестнадцать, если не восемнадцать.

— За двенадцать, нет, за четырнадцать часов?

— Да, но я ведь все время бежал.

— Куда же вы направляетесь?

— В Версаль, сударыня.

— А идете?

— Из Таверне.

— А где это, Таверне?

— Это замок, находящийся между Пьерфитом и Бар-ле-Дюком.

— Но у вас, наверное, не было даже времени как следует поесть?

— Не только времени, сударыня, но и средств.

— Как так?

— По дороге я потерял деньги.

— Значит, со вчерашнего дня вы ничего не ели?

— Кроме маленького кусочка хлеба, который я взял с собой.

— Бедняжка! Но почему же вы не попросили, чтобы вам дали что-нибудь поесть?

Жильбер высокомерно улыбнулся.

— Потому, сударыня, что я горд.

— Горд? Гордость — прекрасное чувство, но не тогда, когда умираешь от голода.

— Лучше умереть, чем покрыть себя бесчестьем.

Дама прямо-таки с восторгом взглянула на своего собеседника, изрекавшего такие сентенции.

— Но кто вы такой, мой друг, чтобы так говорить? — осведомилась она.

— Я — сирота.

— И как вас зовут?

— Жильбер.

— Жильбер? А дальше?

— Все.

— А-а, — протянула дама, изумляясь все больше и больше.

Жильбер увидел, что произвел впечатление, и порадовался тому, что представляя себя, сыграл немножко под Жана Жака Руссо.

— А не слишком ли вы молоды, мой друг, чтобы бегать по дорогам? — продолжала расспросы дама.

— Я был оставлен один в старом замке, который покинули хозяева. Я последовал их примеру и тоже покинул его.

— Не имея определенной цели?

— Земля велика, и под солнцем каждому найдется место, — изрек Жильбер.

— Видно, это незаконный сын какого-нибудь помещика, удравший из усадьбы, — пробормотала себе под нос дама, а вслух спросила: — Так вы говорили, что потеряли кошелек?

— Да.

— И сколько же в нем было?

— Всего один экю, то есть шесть ливров, — отвечал Жильбер, раздираемый противоречивыми чувствами: во-первых, стыдясь признаться в бедности, а во-вторых, опасаясь похвастаться слишком крупной суммой, поскольку могли возникнуть подозрения, что она добыта нечестным путем, — но мне этого было вполне достаточно.