— Кто?

— Тот, по чьему подстрекательству он действовал.

— И это лицо защитит его от нас? Ну, графиня, это уж чересчур.

— Сударыня… — пролепетал г-н де Сартин, тщетно искавший спасения от удара, который вот-вот должен был на него обрушиться.

— Да, государь, от вас, именно от вас, и какие тут могут быть «ну»! Разве вы хозяин здесь?

Король ощутил удар, который предвидел г-н де Сартин, и облачился в броню.

— Вот оно что, — произнес он, — значит, мы углубимся в государственные соображения и начнем подыскивать потусторонние объяснения для простой дуэли?

— Сами видите, — возразила графиня, — вот вы уже от меня отрекаетесь и начинаете утверждать, что давешнее нападение — простая дуэль; ведь вы уже заподозрили, откуда ветер дует.

— Вон как вы все обернули! — протянул Людовик XV, открывая кран сосуда, в котором тут же запели птички, поплыли рыбки и потянулась вереница мандаринов.

— Так вы не знаете, кто направлял удар? — спросила графиня, теребя уши Самора, лежавшего у ее ног.

— Нет, уверяю вас, — отвечал Людовик XV.

— И даже не подозреваете?

— Клянусь, нет. А вы, графиня?

— Ну что ж, я-то знаю и скажу вам, причем не сообщу ничего нового, нисколько в этом не сомневаюсь.

— Графиня, графиня, — возразил Людовик XV, призывая на помощь чувство собственного достоинства, — вы, знаете ли, уличаете во лжи короля!

— Государь, возможно, я несколько резка, не отрицаю: но если вы полагаете, что я потерплю, чтобы господин де Шуазель преспокойно убивал моего брата…

— Ах, так это господин Шуазель! — отозвался король с таким облегчением, как будто не ожидал, что прозвучит это имя, услышать которое он был готов уже минут десять.

— Ну еще бы! Вы упорно не желаете признавать, что он мой заклятый враг, между тем я-то ясно вижу, тем более что он не дает себе труда скрыть ненависть, которую ко мне питает.

— Дорогая графиня, от ненависти до убийства огромное расстояние.

— Для Шуазеля расстояний не существует.

— Ах, любезный друг мой, снова вы о государственных соображениях!

— О Боже, Боже правый! Ну что за мучение, вы только подумайте, господин де Сартин!

— Да нет же, если вы и впрямь полагаете…

— Я полагаю, что вы меня не защищаете, вот и все; скажу больше: я уверена, что вы от меня отступаетесь! — яростно проговорила графиня.

— Ах, не сердитесь, графиня, — отвечал Людовик XV. — Я не только не покину вас, но и буду защищать, причем так надежно…

— Так надежно?

— Так надежно, что обидчик бедняги Жана дорого мне заплатит.

— Да, да, вы разобьете орудие и пожмете руку, которая его направляла.

— Но разве по справедливости не следует покарать того, кто нанес удар, то есть Таверне?

— Это, конечно, было бы справедливо, но не более того; то же, что для меня, вы сделали бы и для первого попавшегося торговца с улицы Сент-Оноре, которого отлупил солдат в театре. Предупреждаю вас: я не желаю, чтобы со мной обращались так же, как со всеми. Если для тех, кого вы любите, вы делаете не больше, чем для тех, до кого вам нет дела, тогда я предпочитаю быть в числе этих последних при всей их безвестности, при всем одиночестве: у них хотя бы нет врагов, которые бы покушались на их жизнь.

— Ах, графиня, графиня, — печально вздохнул Людовик XV, — а я сегодня в кои-то веки раз встал в таком веселом, счастливом, довольном расположении духа! Вы испортили мне такое прелестное утро!

— Хорошенькое дело! А какое утро выпало мне? У меня истребляют родных!

Несмотря на ужас, который внушала королю бушевавшая вокруг него буря, он не мог не улыбнуться при слове «истребляют».

Графиня в ярости встала.

— Ах, вот как вы меня жалеете? — прошипела она.

— Ну же, будет, не сердитесь.

— А я хочу сердиться.

— Напрасно: вы очаровательны, когда улыбаетесь, а от гнева дурнеете.

— Мне-то что до этого? Зачем мне красота, если я все равно оказываюсь жертвой интриг?

— Будет вам, графиня.

— Нет уж, выбирайте, я или Шуазель.

— Любезная моя красавица, такой выбор невозможен, вы оба мне необходимы.

— В таком случае я удаляюсь.

— Вот как?

— Да, я оставлю поле боя за врагами. Пускай я умру от горя, зато господин де Шуазель будет доволен, это послужит вам утешением.