— Откуда же мне знать, государь? Лет пятнадцать — двадцать, может быть, все тридцать.

— Вот что, любезный друг мой, — изрек Людовик XV, — через пятнадцать лет меня уже не будет; говорите об этом с моим преемником.

И король повернулся к госпоже Дюбарри.

Она, казалось, того и ждала.

— О господи! — воскликнула она с тяжким вздохом. — Шон, что ты такое говоришь!

— А что она говорит? — спросил король. — У вас обеих весьма мрачный вид.

— Ах, государь, — отвечала графиня, — на то есть причины.

— Ну скажите, что стряслось?

— Бедный брат!

— Бедный Жан!

— Так ты полагаешь, что придется отрезать?..

— Есть надежда, что до этого не дойдет.

— Что отрезать? — спросил Людовик XV.

— Руку, государь.

— Отрезать виконту руку? С какой стати?

— Он тяжело ранен.

— Тяжело ранен в руку?

— Ах, боже мой, да, государь.

— В какой-нибудь потасовке, в каком-нибудь злачном месте, в вертепе?..

— Нет, сударь, на большой дороге.

— Но как это случилось?

— Его хотели убить, вот и все.

— Бедняга виконт! — вскричал Людовик XV, который был весьма мало склонен к жалости, но великолепно умел притворяться, что жалеет людей. — Его хотели убить, подумайте только! Да, это уже не шутки, Сартин!

Г-н де Сартин, встревоженный на первый взгляд куда меньше, чем король, но на самом деле обеспокоенный гораздо сильнее, приблизился к обеим сестрам.

— Неужели и впрямь стряслось такое несчастье, сударыни? — с тревогой в голосе спросил он.

— К несчастью, это правда, сударь, — ответила Шон, заливаясь слезами.

— Его хотели убить… Но каким образом?

— Устроили засаду.

— Засаду! Сдается мне, Сартин, что это по вашей части.

— Расскажите мне об этом деле, сударыня, — сказал г-н де Сартин. — Но умоляю вас, ничего не преувеличивайте под влиянием справедливого негодования. Чем мы справедливее, тем мы строже, а если взглянуть на события пристально и хладнокровно, они могут подчас показаться нам не столь серьезными.

— О, я сужу не с чужих слов, — воскликнула Шон, — я сама видела, как было дело, видела своими глазами.

— Ну, и что же ты видела, умница Шон? — спросил король.

— Видела человека, который бросился на моего брата, принудив его обнажить шпагу, и нанес ему тяжкую рану.

— Этот человек был один? — спросил г-н де Сартин.

— Отнюдь нет, с ним было шестеро спутников.

— Бедняга виконт! — произнес король, не сводя взгляда с графини, чтобы понять, насколько та на самом деле опечалена, и проявить соответствующее огорчение самому. — Бедняга виконт! Выходит, его вынудили к поединку?

По глазам графини он понял, что она нисколько не расположена шутить.

— И ранили! — прибавил он сокрушенно.

— Но под каким предлогом завязалась схватка? — осведомился глава полиции, пытаясь разглядеть ускользающую от него правду.

— Предлог был самый пустяковый: виконт спешил поскорее отвезти меня к сестре, потому что я обещала ей вернуться к утру, а этот человек стал оспаривать у него почтовых лошадей.

— Да это дело вопиет о возмездии, — заметил король, — не так ли, Сартин?

— Совершенно с вами согласен, государь, — отвечал глава полиции. — Мне нужно лишь собрать сведения. Скажите, сударыня, как звали обидчика? В каком он звании, к какому сословию принадлежит?

— К какому сословию? Он военный, по-моему, офицер конной гвардии дофина. Что до его имени, он зовется не то Баверне, не то Фаверне, не то Таверне — да, кажется, Таверне.

— Сударыня, — произнес г-н де Сартин, — завтра он будет спать в Бастилии.

— Нет, не надо! — вмешалась графиня, до сих пор дипломатично хранившая молчание. — Ни в коем случае!

— Почему это не надо? — возразил король. — И почему бы в самом деле не посадить этого негодяя в тюрьму? Вы прекрасно знаете, я терпеть не могу военных.

— А я, государь, настаиваю на том, — решительно повторила графиня, — чтобы человека, напавшего на господина Дюбарри, не трогали.

— Ну знаете, графиня, это непостижимо, — заметил Людовик XV. — Объясните мне, почему вы этого хотите. Я ничего не понимаю.

— Все очень просто. За него вступятся.