Улыбаясь, король приблизился к сыну и похлопал его по плечу.

— Какого черта ты в них копаешься? — спросил он.

Людовик поспешно отпрянул от часов, соблюдая, однако, всяческие меры предосторожности, чтобы не повредить драгоценный механизм, который исправил своими руками.

— Как видите, ничего особенного, ваше величество, — ответил молодой человек, краснея от стыда, что его застали за таким занятием. — Просто забавлялся в ожидании вашего прихода.

— И для забавы ломал мои часы. Хорошенькое дело!

— Напротив, государь, я их чинил. Остановилась главная шестерня: ей мешал вот этот винтик, который ваше величество может увидеть вот здесь. Я затянул винтик, и теперь часы идут.

— Но ты испортишь себе глаза! Я не засунул бы голову в это осиное гнездо за все золото в мире.

— Да нет же, сударь! Я знаю в этом толк: завожу, разбираю и чищу те великолепные часы, которые подарили мне ваше величество в день, когда мне исполнилось четырнадцать.

— Ну, ладно, довольно о твоей любимой механике. Ты желаешь со мной побеседовать?

— Я, государь? — переспросил молодой человек, краснея.

— Разумеется: ведь ты передал, что ждешь меня.

— Да, правда, государь, — отвечал дофин, потупившись.

— Ну, отвечай, чего же ты от меня хотел? Если тебе нечего мне сказать, я уеду в Марли.

По своему обыкновению Людовик XV уже искал предлога ускользнуть.

Дофин положил на кресло свой ножичек, шестеренки, винтики: это свидетельствовало, что он и впрямь хотел сказать королю нечто важное — иначе не прервал бы своего столь важного занятия.

— Тебе нужны деньги? — поспешно спросил король. — Если дело в этом, подожди, я тебе пришлю.

— Ах, нет, государь, — отвечал молодой Людовик, — у меня осталась еще тысяча экю из моего месячного пенсиона.

— Как он экономен! — воскликнул король. — И до чего же хорошо воспитал его господин де Лавогийон! Право, мне кажется, он привил моему сыну все добродетели, коими не обладаю я.

Молодой человек сделал над собой чудовищное усилие.

— Государь, — спросил он, — скажите, далеко ли еще госпожа дофина?

— Но тебе это известно не хуже, чем мне.

— Мне? — смущенно повторил дофин.

— Конечно! Вчера нам читали отчет о поездке: в прошлый понедельник она должна была миновать Нанси; теперь она, по-видимому, в сорока пяти лье от Парижа или около того.

— Государь, не кажется ли вашему величеству, — продолжал дофин, — что она едет очень уж медленно?

— Да нет же, нет, — возразил Людовик XV. — Напротив, по-моему, она едет очень быстро для дамы, да еще учитывая все празднества, все приемы; каждые два дня она проезжает не менее десяти лье.

— Это совсем немного, государь, — робко возразил дофин.

Король Людовик XV все больше и больше удивлялся при виде подобного нетерпения, о коем вовсе не подозревал.

— Вот оно что! — с насмешливой улыбкой заметил он. — Значит, тебе не терпится?

Дофин покраснел еще сильнее.

— Уверяю вас, государь, — пролепетал он, — что дело совсем не в том, что предполагает ваше величество.

— Тем хуже, мне бы хотелось, чтобы дело было именно в этом. Какого дьявола! Тебе шестнадцать лет, принцесса, говорят, хороша собой; твое нетерпение вполне понятно. Ну, не беспокойся, приедет твоя дофина.

— Государь, а нельзя ли немного сократить все эти церемонии по дороге? — продолжал дофин.

— Невозможно. И так уже она проехала, не останавливаясь, через несколько городов, где ей надлежало побыть.

— И тогда ее путешествию конца не будет. И потом, я питаю одно опасение, — робко вставил дофин.

— Что ты имеешь в виду? Ну, говори же!

— Мне внушает опасение, исправно ли ей меняют лошадей.

— Что ты имеешь в виду?

— Перемену лошадей по дороге.

— Полно! Я выслал за ней тридцать тысяч лошадей, которые ждут по всей дороге, тридцать карет, шестьдесят фургонов, бог знает сколько крытых возков; если все эти возки, фургоны, кареты и лошадей выстроить в одну цепочку, она протянулась бы от Парижа до Страсбурга. С какой стати ты вообразил, что ей будут неисправно их подавать?

— Но, государь, несмотря на все милости вашего величества, я почти уверен в том, что говорю; быть может, я просто неточно выразился: вместо того чтобы сказать, что ей худо подают лошадей, следовало, быть может, сказать, что перемена лошадей дурно организована.