Да и не до них сельчанам было, если признаться. С того дня, как угасший от ран телесных и душевных дю Буа сошел в землю, в его лесных владениях начались события странные и пугающие: незнакомые завывания и рык, жуткие следы, исчезновение людей, ночные набеги неведомых тварей на дома и амбары…

Старосты запросили помощи короля, но отряд пикинеров, вошедший в лес, обратно не вышел. Такая же судьба постигла и два десятка отважных рыцарей и егерей.

После этого процесс массового исхода жителей деревень, обескровленных атаками чудовищ, стал необратимым: за две недели опустело пять из шести деревень, прилегавших к Веселому некогда лесу…

И тогда появился Гавар.

На дороге жителей последней деревни, собравших в телеги и тачки пожитки, какие можно было унести на себе или верной коняге и вышедших в путь в никуда, встал человек.

Кто-то говорил, что ему было лет пятьдесят, не больше. Кто-то спорил, что двадцать. Некоторые утверждали, что это был глубокий старик. Иные – что мужчина в расцвете сил. Но все, кто обсуждал произошедшее потом, сходились на одном: человек, преградивший им путь, вышел из леса. И рядом с ним, как друзья, как добрые соседи, шли четыре зеленых монстра с оружием и в одежде.

Окинув беженцев холодным взглядом, колдун заявил, что с этого дня бояться добрым жителям Бобровой Учи нечего, что они могут оставаться, где жили, и даже заходить как раньше на окраины леса, собирая грибы, ягоды и травы, и даже рубить деревья на дрова – но при условии, что ни соваться вглубь, ни охотиться они не будут. Нарушителя ждет смерть. Послушных – спокойная мирная жизнь. За доброту свою и защиту он, Гавар, теперь каждую неделю будет требовать дань – продуктами и припасами, самого лучшего качества. Которую добрые селяне будут оставлять на окраине деревни каждое воскресенье, если и впрямь хотят, чтобы жизнь их текла спокойно и мирно. Список необходимого к следующему разу они будут находить в том же месте…

С тех пор прошел век, а, может, и век с четвертью.

Колдун не обманул: хоть холодящие кровь звуки и впредь долетали из Веселого леса, и пугающие следы то и дело появлялись у деревни, иногда вместе с теми, кто их оставляет, крестьян никто не трогал. Чего нельзя было сказать о пришлых искателях славы, репутации или возмездия – волшебниках, рыцарях, воинах, авантюристах и просто безумцах…

На этом страшная сказка Бобровой Учи заканчивалась, и начиналась иная.

На третьем рыцаре селяне опомнились, вдумались, чтопропускают, и дружно взялись за дело: четвертый искатель приключений уже заплатил за право войти в их лес, выдал чаевые проводнику – естественно, авансом, и выложил денежки за то, чтобы имя его было увековечено на стеле Отваги.

Посмертно, если возникнет необходимость.

С уведомлением родственников.

За отдельную плату.

«Нет такой стелы? Так будет!» - отвергли его робкие возражения крестьяне, и слово сдержали: за две недели посреди деревни воздвиглась стела, выложилась плитами площадь, установилась ограда, скамейки и лавочки с сувенирами: глиняными фигурками монстров, шляпами, платками и рубахами с их изображениями и портретами Гавара и тех, кто решился бросить ему вызов, а заодно и шкурами подохших или убитых храбрецами чудовищ.

Для самых разумных из пришлецов оборотистые крестьяне проводили экскурсию по безопасной опушке с показом следов, прослушиванием жутчайших рыков и завываний[55] и запечатленем выписанным специально из Монплезира художником на фоне заранее нарисованного монстра по выбору.

После того, как об открывшемся аттракционе узнала широкая шантоньская публика, зеваки, жадные до острых ощущений, повалили в Бобровую Учу толпами – вытаптывать окраины леса, заказывать свои портреты с чудищами и покупать для спален коврики из шкур и кож семируков, змееконей, грабастиков и прочей живности, давно и надежно сменившей привычных и милых медведей, змей и лисиц. А поскольку желающих приобрести такую безделицу очень скоро стало гораздо больше, чем вожделенных кожных покровов, то в ход пошла и традиционная фауна – подстриженная, подкрашенная, утыканная шипами, перьями, оклеенная пластинами и награжденная когтями из коровьих рогов и прочими элементами чудовищного тюнинга. А поскольку человеческая фантазия скромную труженицу-природу всегда опережала, то и количество видов монстров, обитающих в Веселом лесу, стало увеличиваться с каждым новым шорником.

Больше видов – больше туристов, охотников и прочих исследователей.

Больше пришлых – больше потребность в сувенирах.

Больше потребность…

А уж когда еще кому-то пришла в голову мысль изображать в лицах и костюмах самые драматические сцены из истории овладения лесом монстрами и колдуном…

Конечно, время от времени правящая династия страны вспоминала про отбившийся от ее цепких рук лес, посылала экспедицию-другую на усмирение и устранение… и больше ее не видела.

На том пыл возмездия короля охладевал – до следующего года.

Но годы шли, сменяя друг друга, менялись крестьяне и короли, и лишь один Гавар оставался неизменным, как небо, как вода, как камни…

Как Веселый лес.

Через тридцать лет после пришествия чудовищ сельчане искренне не понимали, как они когда-то могли зарабатывать себе на жизнь гроши тяжким трудом дровосеков или хлеборобов, а между королями Шантони и Гаваром был достигнут негласный уговор: короли правят Шантонью, колдун правит лесом, и в дела друг друга обе стороны не лезут.

И вдруг – да еще как! – всё переменилось…