Внизу ударила очередь – скупая, на три патрона. Еще одна, еще… Грохнуло несколько раскатистых одиночных выстрелов – ничего похоже звучащего на вооружении десантников не имелось.

Ну и славно. Начинаем панихиду с танцами, кто не спрятался, тот покойник…

И я шагнул в овальное отверстие.

Взмах ножа, еще один, еще… Талькуэ-иа-сейглу, Умеющий-ходить-по-Льдам, подхватил очередной снежный блок, поставил его на возводимую конструкцию, отсек лишнее… Снова взмахнул снеговым ножом – длинным, с полуметровым лезвием. Блоки из слежавшегося плотного снега были все разные, несколько отличались и размером, и формой – однако почти идеально вставали на нужное место, и подгонять их по размеру приходилось редко. Куполообразное сооружение росло очень быстро.

– Лихо работает… Я бы палатку дольше ставил, чем он строит иглу. Сколько лет тренироваться надо…

– Это у здешних узкоглазых врожденное, генетическое. Разве птицы тренируются строить гнезда? Или пчелы?

– Пчелы гнезда не строят. Только осы.

– Какая разница… Что-то и пчелы строят.

– Пчелы строят соты. Из воска.

– Ну вот… Кто их учит, кто тренирует, кто им чертежи рисует? Никто. Так и альмеуты. Безмозглые, как пчелы. А не будет вокруг льда и снега – какую-нибудь хибарку из жердей и шкур им в жизни не придумать. Так и замерзнут, быдло узкоглазое.

– Да ты расист…

– Я не расист. Я реалист. Констатирую реальные факты. Расисты – это они, узкоглазые выродки. За людей нас не считают.

– Ребра до сих пор болят? Я тебя считаю человеком, но если бы ты заявился в мой дом, выжрав до того в одиночестве пинту виски, и попытался поиметь мою жену «по законам гостеприимства» – получил бы от меня не меньше, чем от альмеутов.

– Разве я это придумал? У них так заведено. К тому же у тебя нет дома. И нет жены. И кто бы от кого получил, еще вопрос.

– А у тебя больше нет виски. Так что давай сменим тему.

– Надоело пялиться на это насекомое… Сейчас заползет в свою нору и задрыхнет. Скукота…

– Вообще-то странно… С чего Тальк вдруг взялся строить иглу? Погода хорошая, ни сам, ни собаки за три часа пути устать не могли…

– Ленивая узкоглазая свинья. Нажрется сейчас спиртом, да и все дела.

Талькуэ-иа-сейглу не слышал голосов, сравнивающих его то с пчелой, то с иными представителями животного мира, – звучали они в полутора сотнях километров от заканчивающего постройку альмеута. Строил он, кстати, отнюдь не иглу, вопреки мнению далеких наблюдателей. Альмеутское иглу – капитальное жилище, в котором можно стоять в полный рост, а маленькие хижины, служащие приютом для путешественника, назывались инзи. Разместиться в них можно было только лежа и только скрючившись в позе эмбриона. Впрочем, никто из альмеутов не снисходил до разъяснения хойту таких тонкостей – не-люди слишком тупы и слишком мало понимают в настоящей жизни.

Ну вот и все… Купол почти идеальной формы из сорока восьми – не больше и не меньше – снежных блоков готов. Сорок девятый блок лежит неподалеку и должен закрыть входное отверстие. В сферическом куполе осталось небольшое отверстие-отдушина – не на вершине, а снизу, с подветренной стороны. Можно было обойтись и без него, снег – материал воздухопроницаемый, а очаг в инзи обычно не разжигают, крохотное жилище обогревается теплом его обитателя. Но сегодня хижина-инзи послужит не только как укрытие от бури.

Талькуэ бросил взгляд вокруг. Нарты установлены у тороса правильно, чтобы как можно меньше времени пришлось потратить впоследствии, откапывая их из снега. Распряженные собаки устроились в снежных ямках, подкрепляются сушеной рыбой, – этим мохнатым зверюгам не нужны искусственные убежища, чтобы переждать буран. Ветер сам нанесет над ними снеговой купол…

Погода и впрямь стояла хорошая – на взгляд хойту, ничего не понимающих в жизни. Но Талькуэ знал: не позже чем через час разразится снежная буря, короткая, но яростная. Рожденные во Льдах не ошибаются в предсказаниях погоды… А если ошибаются, то долго не живут.

Теперь надо сделать главное, без чего в новое жилище человек войти не может, даже во временное… Вернее, войти-то сможет, но вместе с ним войдет и кое-что еще. И не только в жилище – тело спящего человека, покинутое душой, лакомая добыча для злых духов, бесприютно блуждающих по ледяным просторам.

– Что за херню он там бормочет? Я и четверти не понимаю…

– Молитва. Это староальмеутский, нормальных словарей его никогда не существовало… Так, коротенькие разговорники. Они-то к нам в «балалайки» и закачаны.

– А парень еретик, похоже… Что за древняя тарабарщина? Все правильные молитвы им сочиняет наша Дениза. Знатная из нее получилась верховная шаманша… Черт, я сам готов перейти в альмеутскую веру ради ее сисек! И ведь ни одну камеру не дает установить в храме, сука… Чем они там занимаются, что выходят такие сияющие? Точно дело не обходится без групповухи…

– Ты уверен, что Дениза нас сейчас не слушает?

– Уверен.

– С чего бы?

– А она на ковре у начальства. На виртуальном, понятно.