Эти первые девять дней, что мы провели на шестом континенте, не прошли даром. У острова Хасуэлл, к югу, были обнаружены выходы коренных горных пород. Ученые детально изучили место, на котором предполагалось начать строительство базы, и установили возможность подхода к берегу большого судна. После этого было проведено заседание ученого совета, на котором все пришли к мнению: строить обсерваторию «Мирный» нужно навыходах коренных пород, иначе с нашим научным городком может произойти то же, что и с американской станцией Литтл-Америка: ледник, на котором была построена эта станция, в конце концов сполз в океан.

После ученого совета ко мне подошел Иван Александрович Ман.

— Иван Иванович, через несколько часов мы должны сняться с якоря и пойти к предполагаемому месту выгруз­ки. Я думаю, твои товарищи и без нас смогут закончить сборку второго самолета, а ты отрулишь его к барьеру.

Я размышлял: участок, где было решено строить обсерваторию, находился не меньше чем в восьмидесяти километрах от теперешней стоянки «Оби». Сборка самолета ЛИ-2 еще не закончена, у ледяного барьера поставлена одна палатка, в которой живет экипаж АН-2. Правда, задерживать судно — упускать время, летнее время, слишком короткое в Антарктике, но с другой стороны, пока наша машина не будет собрана и опробована в воздухе, уходить судну нельзя. Здешний ледяной припай, который мы вначале приняли за многолетний, ненадежен, как показал первый шторм, он быстро разрушается. А на хорошую погоду здесь рассчитывать нельзя. Потерю же самолета мы не сможем возместить до прибытия нашей смены.

С Маном мы отправились туда, где стоял на сборке наш самолет ЛИ-2. Оказалось, что механики уже успели поставить крылья и сейчас укрепляли их. Нужно было завернуть несколько сотен болтов — работа нудная, кро­потливая.

— Привет начальству! — весело крикнул нам бортмеханик Вася Мякинкин. — Смотрите, Иван Иванович, наши радисты и штурманы стали заправскими механика­ми. Патарушин с Тулиным уже не помнят, которую сотню болтов завинчивают. А как работают! Загляденье!

В это время с плоскости, шурша по дюралю, скатился на лед ключ, а за ним медленно сполз спящий Герман Патарушин.— Эх, Герман, Герман, — горестно покачал головой Мякинкин, — ведь я тебя сейчас только нахваливал. Вставай, смотри, кто пришел.

Герман виновато поморгал глазами.

— Прошу прощенья... Почти сутки трудился и так устал, что не заметил, как заснул.

— Давай, подсажу на крыло, — засмеялся Ман.

Мы осмотрели машину. Вся бензопроводка была уже соединена, электросистема работала нормально. Теперь еще небольшое усилие — и можно будет испытывать самолет в воздухе.

— Думаю, Иван Александрович, что ты не захочешь покинуть нас сейчас, когда остались считанные часы до окончания работы. Подождать осталось недолго, зато на душе будет спокойнее.

— Что ж, хорошо.

И вот наш «тяжелый самолет» ЛИ-2 стоит на льду, готовый к полету. Опробованы моторы. Пока все идет хорошо. Значит, при сборке было сделано все правиль­но.

Иду на взлет. Моторы набирают мощность. Самолет, как бы нехотя, страгивается с места. Лыжи скользят по снежной поверхности, которая подтаяла под лучами солнца, кое-где образовались «снежницы». Самолет, постепенно набирая скорость, оставляет за собой шлейф из снега и воды. Лыжи самолета вдруг попадают в образовавшуюся под снегом наледь; резко снижается скорость, и сверху плоскостей разлетаются водяные брызги. Мгновение — и лыжи опять скользят по поверхности снега. Еще несколько секунд — и мы в воздухе.

У всех приподнятое настроение.

— Иван Иванович! — кричит Вася, — Можно дать телеграмму жене? Короткую, всего в семь слов: «Милый твой летит на ЛИ в антарктической дали».

Все рассмеялись.

Установили связь, доложили руководству экспедиции, что машина проверена и «Обь» может уходить к месту строительства будущего поселка Мирный.

Но мы поторопились: через несколько минут, когда наш самолет кружил над дизель-электроходом «Обь», стала повышаться температура головок цилиндров. Признаться, я был озадачен. Но наши дотошные механики Мякинкин и Шмандин довольно быстро разобрались, в чем дело. Наш самолет был подготовлен для работы в «полярном варианте», т.е. при низких температурах. Сейчас же в Антарктиде температура воздуха была такой, что самолету не требовалось «утепление», поставленное на моторах. Поэтому и перегревались чрезмерно головки цилиндров. Значит, все в порядке. Теперь «Обь» может уйти к острову Хасуэлл.

А Герман уже дает мне телеграмму: участники экспедиции поздравляют летчиков с успехом.

Полет был недолгим. Испытав самолет и проверив все приборы, идем на посадку. Лыжи плавно касаются снежной поверхности, и мы подруливаем к палатке, установленной в глубине бухты Депо у ледяного барьера.

До нас донеслись прощальные низкие гудки «Оби». Всякое прощание, хотя и не надолго, бывает грустным. Вот и сейчас нам всем было как-то не по себе. Мы молча смотрели на удаляющееся судно, пока оно не скрылось за горизонтом.

— Ну что ж, друзья, пора отдыхать, — сказал я. — Обойдемся без дежурных. Белых медведей тут нет.

Все были настолько утомлены, что как только добрались до спальных мешков, моментально уснули.

... Проснулся я от дружного смеха. Это наш Вася Мякинкин рассказывал очередную историю. Я прислушался.

—... Пассажиров в вагоне было набито, как сельдей в бочке, но мне все же удалось захватить среднюю полку. Я согнулся перочинным ножичком, натянул на себя робу, повернулся к стенке и приготовился спать. Вдруг поезд резко затормозил. Толчок был таким сильным, что спавший на третьей полке парень слетел вниз. Вслед за ним свалился чемодан и стукнул его по макушке. Все мигом проснулись и бросились поднимать пострадавшего. Тот окинул мутным взором обступивших его людей, потер голову и... медленно полез обратно, на свою полку. Какая-то женщина запричитала: