– А иначе не нальешь? – усмехнулся Филимонов, слегка задержав взгляд на ее пышной мраморной груди.

Уродилась же такая сдоба! Наверняка на взбитых сливках росла. Так и хотелось отщипнуть от ее упитанного тела хотя бы малость.

– Отчего же не налить-то? Налью! – Она достала из комода графин и аккуратно налила перцовки в небольшую рюмку. – Поправляйтесь!

– Всю работу, Прасковья, сделать за один день невозможно, так что я жуликов еще на завтрашний день приберег. А то что же получится? Выловлю я их всех, а завтра заняться будет нечем… Заскучаю!

– Скажете тоже! – отмахнулась горничная, прикрывая смеющийся рот салфеткой. – Ужели их всех отловишь? Вот давеча я пошла в «Бакалею», чтобы провизию к ужину купить. Поставила сумку подле окошка, а тут какой-то сорванец хвать ее – и к выходу побег! Так я его догнала – и по мордасам, по мордасам!

Филимонов понимающе закивал, взял со стола ломтик копченой колбаски. С такими впечатляющими параметрами, как у горничной Прасковьи, магазинному воришке явно пришлось худо. Похоже, что пострадавшей стороной оказался именно он.

– Полагаю, Прасковья, он надолго твою науку запомнит. Так что в Петербурге, думаю, на одного воришку стало меньше.

Звонок, раздавшийся в дверях, показался Владимиру Гавриловичу неожиданным и оттого очень громким. Через секунду он повторился более продолжительно. Интересно, кого это принесло в неурочный час?

Поздних визитов Филимонов не жаловал, от них следовало ждать самых больших неудобств. К примеру, позапрошлую ночь раздели до исподнего действительного статского советника Министерства внутренних дел у Невской заставы, и пришлось незамедлительно выезжать к месту ограбления, чтобы организовать поимку злоумышленников. Домой он заявился только к вечеру следующего дня, перекусив всего-то однажды в захудалом трактире. Оставалось только гадать, что делал ограбленный в неурочный час на отдаленной заставе. Впрочем, в истинности своих намерений он так и не признался. Надо полагать, что без сердечного интереса тут не обошлось.

А месяц назад чиновник Министерства иностранных дел проиграл в карты родовое имение заезжему аристократу графу Шумскому. Как выяснилось позже, в действительности под личиной аристократа скрывался опытнейший шулер – мещанин Степан Михайлов, которого давно и безуспешно пыталась отловить вся российская полиция. На протяжении трех последующих ночей устанавливали засаду в трех рассадниках, где он обычно проводит время. Изловить мошенника удалось только на пятые сутки ожидания; в течение этого времени домой Филимонов наведывался только затем, чтобы испить любимого киселя и взбодриться ядреной перцовкой.

Что же случилось на этот раз? Наверняка кого-нибудь пришили. Иначе к чему так названивать в дверь, да еще в столь позднее время?

– Просковья, открывай, – распорядился Владимир Гаврилович, понимая, что надежда на глубокий ночной сон оставалась весьма призрачной.

Сбросив тяжелую цепочку и отодвинув щеколду, Просковья отворила дверь. В проеме предстал высокий худой мужчина лет тридцати пяти, в мундире камергера. Привычно растянув в любезной улыбке губы, он спросил:

– Здесь проживает действительный статский советник Владимир Гаврилович Филимонов?

Подправив очки, сползавшие, по всей видимости, от удивления, Филимонов проговорил:

– Это я, сударь. Чем могу быть полезен?

– У меня к вам поручение от императора. Он безотлагательно хотел бы видеть вас во дворце.

Столь неожиданного продолжения вечера не ожидалось.

– Вот оно как, – только и произнес начальник сыскной полиции, с досадой подумав о том, что напрасно испил перцовочки и вынужден будет дышать в лицо государю перегаром. Хорошо, хоть не удосужился отведать на ночь своих любимых пирогов с луком. Вот тогда бы императорские покои пропахли гнусностью!

Видно, расценив реплику Филимонова по-своему, камергер добавил:

– Экипаж уже ждет вас.

Набросив на плечи плащ, Владимир Гаврилович вышел из квартиры.

У крыльца стояла запряженная шестью лошадьми карета, в какой обычно разъезжают важные сановники, с длиннобородым кучером в ливрее и двумя слугами. Карета золоченая, на дверях под большим окошком красовался фамильный герб.

Откуда-то из темноты выскочил высоченный гайдук в красной одежде и предупредительно распахнул дверцу перед вышедшими господами.

– Извольте.

Поблагодарив легким кивком, начальник сыскной полиции важно поднялся по опущенной подножке и плюхнулся на мягкие подушки, разложенные на сиденье. Внутри карета была выделана красным деревом с черными вставками, а дверцы с внутренней стороны обиты парчой. Это была одна из карет государя, сиживать в таком великолепии прежде Филимонову не доводилось.

– Вам удобно? – заботливо спросил камергер.

– Вполне.

Свернули на Невский прошпект, а оттуда по прямой добрались до Зимнего дворца. У входа, стоя с керосиновыми лампами, их встречали слуги в ливреях.