Шрифт:
Отодвинув стул, Леонид бережно усадил Элиз.
– Вот как? И кто же будет на этот раз?
– А вот посмотри туда, – кивнул Тучков в сторону сцены, подле которой стояло несколько столиков, за одним из них сидела молодая женщина, не более двадцати пяти лет, в черном вечернем искрящемся платье.
– И что?
– На сегодняшний день она мой ангел-хранитель.
– Кто же она?
– Дочь главного редактора журнала «Французские огни». Занимается тем, что помогает своему папеньке в написании разного рода очерков и фельетонов.
– А какая твоя роль во всем этом?
– А я забавляю ее разного рода историями из собственной жизни. Кстати, я ей рассказал о тебе, и она просто мечтает познакомиться с тобой. Все-таки ты у нас петербургская знаменитость! Так отрекомендовать?
Варнаховский невольно нахмурился. Устроившись напротив Элиз, он сдержанно произнес:
– Как-нибудь в следующий раз.
– Но почему?
– Мне бы не хотелось сейчас портить аппетит.
Не обращая внимания на протесты приятеля, Тучков уже кричал через весь зал:
– Мадлен! Милая! Здесь тот самый поручик Варнаховский, о котором я тебе столько рассказывал!
Женщина, взмахнув руками, выпорхнула из-за стола, как перепуганная галка, и направилась через зал, ища взором место для приземления.
– Неужели вы тот самый Варнаховский? – Ее узкие ладони от неподдельного восторга сложились у самого подбородка. – Вы даже не представляете, как я рада с вами познакомиться, я столько о вас слышала…
– Представляю, – вздохнул Леонид.
– Самого хорошего!
Барышня явно была расположена на долгий разговор и намеревалась устроиться на одном из свободных стульев. Но не выпроваживать же ее с помощью швейцара! Это было бы просто неделикатно.
Кисловато улыбнувшись, Варнаховский указал на свободный стул рядом с собой.
– Прошу вас, мадемуазель, присаживайтесь. Надеюсь, вам будет здесь очень удобно.
Барышня тотчас опустилась рядом. Тучков на правах старинного друга устроился с противоположной стороны. Оставалось смириться с тем, что предстоящий ужин будет безнадежно испорчен. А ведь они с Элиз намеревались поужинать вдвоем.
Подкрался смазливый прилизанный гарсон.
– Что желаете, господа?
– Вот что, голубчик, принеси нам для начала по салатику из крабов и какого-нибудь хорошего вина, – заказал Варнаховский.
– А мне кусок мяса, – пожелал Тучков.
– Вас устроит говяжий язык? – спросил гарсон. – Он отмачивается в вине и подается с фруктами.
– То, что надо!
Через минуту заказ был исполнен. Расставив на столе тарелки, гарсон немедленно удалился.
– А правда, что вы были адъютантом великого князя Николая Константиновича? – спросила Мадлен.
– Правда.
– Говорят, император выслал великого князя из Санкт-Петербурга.
– Я давно не был в России, а потому ничего об этом не знаю, – пожал плечами Варнаховский. Нарастающее раздражение он заел крабовым салатом. – Если это так, то мне очень жаль.
– Сначала его отправили в Крым, а потом в Оренбург. Его признали умалишенным, и сейчас он находится там на излечении. А правда, что он сошел с ума из-за одной танцовщицы? Говорят, он был очень в нее влюблен. Вы случайно не знаете, кто она такая?
Элиз Руше, ковырнув вилкой салат, уткнула глаза в тарелку.
– Понятия не имею. Великий князь всегда пользовался у женщин большим успехом. Не исключено, что в одну из своих женщин он все-таки влюбился.
– А правда, что великий князь вовсе не сумасшедший, а пострадал за свои убеждения?
Молодая женщина начинала его забавлять. Подобная напористость встречается только у профессиональных репортеров. С такой хваткой ее ожидает большое будущее.
– Разумеется, мадмуазель, – посмотрел Леонид на женщину.
Теперь, на расстоянии вытянутой руки, он видел, что она весьма недурна. Крупные карие глаза делали ее слегка наивной, и на собеседника она смотрела с интересом, какой можно наблюдать разве что у малолетних детей. При этом длинные ресницы напоминали бабочек, порхающих над цветком. У Тучкова всегда был недурной вкус. Надо полагать, в Мадлен его привлекло не только батюшкино состояние, но и ее миленький курносый носик. Единственное, что ее портило, так это крупный рот с толстыми ярко-накрашенными губами. Варнаховский перевел взгляд на Тучкова, всецело увлеченного куском мяса.