Шрифт:
— Я все сделал, чтобы вы переехали. И если не получились отношения, то не по моей вине. Мать сознательно пошла на это!
— Подумай, на что ты нас толкаешь? Ты — сын…
— Не я создал ситуацию. Я был уверен, что все у вас будет хорошо! Сергей в семье Стешки стал своим, родным человеком. Хотя со мною рос. А с вами — не смог!
— Он действительно сложный ребенок! И мне с ним было нелегко!
— В доме Варвары никто такого не сказал. Хотя люди, как говорите, необразованные, А вот чужого ребенка признали.
— Мы — не смогли! Что ж, значит, никчемные! Черствые! Злые! Сумели лишь тебя вырастить! Жаль, что один ты у нас! Прогонишь, голову приклонить не к кому. Ну да ладно. Поищем и найдем. Не станем обременять и мешать тебе. А перестроиться не сможем. Старые стали оба! И подстраиваться не будем! Не умеем! Уж какие есть, так и проживем! Ты нам свой адрес оставь. В случае, что подыщем, сообщим, чтоб за ключами приехал! Пока багаж в пути, сборы будут недолгими.
— Отец! Ты впрямь изменился за эти годы. Я думал, ты поймешь меня, сумеешь мать убедить.
А ты меня винишь. Что ж, поступай как хочешь! — написал адрес, положил перед отцом и, позвав Сергея, вышел из дома не прощаясь.
— Пап! А я заочно могу учиться, если ты захочешь! Слышишь? — тормошил Сергей.
Но Александр шел торопливо, размашисто. Он думал о своем и не услышал слов мальчонки. Лишь в автобусе разговорились тихо.
— С самого начала все пошло наперекосяк. То я не тем полотенцем руки вытер. То я неправильно веду себя за столом. Не там ботинки поставил, не так койку заправил. Почему черствый хлеб нарезал к столу? Зачем до ночи читаю? Надо свет выключать. То дорожки плохо почистил, цветы забыл полить! То упрекала, что много ем. Одежду не туда положил! Короче, запилила! Я терпел сколько мог, пока не стала обзывать! Вот тут все назло стал делать! — признался мальчишка, озорно сверкнув глазами. — А знаешь, как она ужа испугалась? У нее разрыв сердца с другого конца случился. Уж и тот вылез от ее вони на лестничную площадку. И в подвал уполз. Там с неделю отходил от удушья. Я его еле отпоил молоком. А потом Витьке отдал. Пацан такой. Во дворе живет. Он этого ужа сразу полюбил. Имя дал. Как другу. Они и теперь корешат.
— Скажи, а почему сам не решился поехать к нам? Почему ждал, когда я за тобой приеду и к чему грозился уйти в бомжи?
— Ты мог не поверить мне. Сказал бы, что я не захотел учиться и все тут. Здесь сам убедился во всем. Да и на что приеду? На билет не было. Все деньги отдал Валентине Ивановне.
— Зачем?
— Ну, она всегда жаловалась, что на хлеб нет.
— Они квартиру продали!
— Эти она боялась тратить. Берегла. Каждый день пересчитывала, не украл ли я из них? А когда узнала, что у меня свои деньги есть, вытащила понемногу. То на сахар, хлеб, масло. Так и кончились. После стала каждым куском попрекать.
— Забудь, Сергей!
— Мне в бомжах было лучше, чем с нею.
— Ну а мы при чем? Сразу написал бы!
— Терпел. Думал, остановится. Да где там!
Домой они пришли уже к обеду.
Сережка повис на шее Стешки. Варварины морщинки, каждую, на лице расцеловал. Обнял Ленку, покружил ее. И, умывшись, сел за стол.
— Прости, мам, что не застрял в городе. Не повезло! Больше не поеду туда учиться. В общежитии — одна шпана. А с той старухой даже уж не ужился, сбежал, — рассказал мальчишка подробно о жизни с Валентиной Ивановной.
Александра от его рассказа то в жар, то в холод бросало. Он не знал, куда себя девать от стыда. И отворачивался, кряхтел, досадливо крутил головой. А Стешку от услышанного трясло. Но высказать вслух свое мнение о свекрови не решалась. Не хотела обидеть мужа.
Зато Варвара не стеснялась в выражениях:
— Во, жаба болотная! Заездила навовсе нашего мальца. Жопу свою на его шею повесила! Бесстыжая. Высосала с него все до кровинки и давай шпынять! Это хорошо, что он бедовый. Другой, чуть послабже, помер бы рядом с ней! Гля, как схудал за две недели. Одни уши и глаза остались. Больше ничего! А ить справный был Ну, ништяк, внучок! Нынче вечером пирогов испечем! В честь твоего возвращенья! Это тоже праздник для всех нас!
— Бедный наш Сережка! Зачем тебя отправили? Уж лучше неграмотным жить, чем в грамотных помирать. Я тоже не пойду в школу. Правда, бабуль? Обженимся с Сережкой и станем всегда тут жить! Никогда в город не поедем к бабке, какая только есть пироги умеет, а печь — нет…
Александр сидел, как на углях. Каждое слово, как пощечина, било без промаха. Сергей это особым чутьем понял. И оборвал все воспоминания. Пошел проверить, как смотрели девчонки за хозяйством. Ждал, когда вернется из школы Любка.
Порядком в доме, сарае и во дворе остался доволен. Беспокоился, что Любка долго не возвращается. Пошел сам встретить ее из школы. Приметил сидящую на пеньке посередине пути. Девчонка счищала грязь с ранца и куртки, с сапог.
— Привет! Где так вывозилась?
— Это не я! Меня отлупили, — хныкала Любка, размазав грязь по лицу.
— Кто тебя оттыздил? За что?
— Дубровинские пацаны! Обзывали меня, мамку. Я стала в них камни кидать. Они поймали…
— Кто?