— В НИИ? — скептически поднял бровь Ищенко. — Чтобы нас там съели заживо? Сами знаете, какая там конкуренция. И так финансирования не хватает, а тут мы. Вот и решили, что в частном порядке будет свободнее.

— В частном порядке, — проворчал человек. — В мире почти третья мировая началась, а они «в частном порядке». Тюрьма по вас плачет… Американские шпионы стремятся уничтожить любого конкурента. Что творится в Японии, во Франции, да во всем мире! Сейчас каждый, кто хоть немного притормозит конкурента, уже в выигрыше. У американцев даже католические миссионеры приехали, чтобы попытаться остановить опыты. Люди боятся, что окажутся на обочине меняющегося мира.

В лаборатории наступило молчание. Политик обвел всех мрачным взглядом, хмуро сказал:

— Ладно, это вас уже не касается. Ваши эксперименты отныне под охраной Российской Федерации. Лучше расскажите, чего вы добиваетесь? Может быть, придется откорректировать цели…

Ищенко торопливо заговорил, постепенно отвлекаясь от крови на полу:

— Идеальный человек. Наука постепенно заходит в тупик… да-да, я знаю, что новые открытия делают и сейчас. Но это уже просто подбираем крохи того, что открыли раньше. Это добавочные открытия, так сказать. Мы сейчас находимся в конце новой эпохи Возрождения. Когда мир начинает загнивать в бездействии. Нормальная человеческая активность — постоянное движение вперед. Оно не дает войти в коллапс, не дает погибать и разрушать себя…

— Что в результате опытов? — перебил Советник с нетерпением. — Идеальный солдат? Богатство страны?

Ищенко замолчал, а когда заговорил, его голос звучал умоляюще:

— Вы не понимаете, это новый виток человечества! Каждый человек будет равен тысячам самых мощных компьютеров, сохраняя при этом способность мыслить за рамками предложенного…

— Идеальные ученые?

Ищенко вновь помолчал. За него ответил я, с трудом сохраняя ясность сознания:

— Я не берусь предугадать дальнейшее… Все может быть. Но точно одно — это будет не шаг вперед… Это будет гиперпрыжок! Если сейчас мы по количеству проделанного за жизнь обгоняем человека XIX столетия в десять раз, то есть живем на десять жизней больше, то с расширенными возможностями увеличим этот срок на три порядка!

— Как это?

Я прошептал, старательно отгоняя наркотический туман:

— Сейчас все расчеты мы возложили на компьютер как на один из способов расширения возможности сознания… а… в случае успеха… мы обгоним в точности и в скорости любые компьютеры…

Советник промолчал, в глазах мелькают столбики цифр, я почти услышал звонки кассового аппарата. Наконец он заговорил с деланым беспокойством:

— Вы уверены, что хотите быть подопытным? У нас множество молодых, крепких и здоровых ребят. А в вашем возрасте…

…Пистолет в моей руке, пальцы крепче сжимают холодную сталь…

Советник замялся, но я сказал твердо:

— Сначала я…

Потолок вдруг выгнулся, запах пороха стал более отчетливым, наркотик медленно усыплял. Голос Ищенко гремел камнепадом:

— Это только первая попытка выйти за грань. Что дальше? Дальше может быть все, что угодно. Энергетические существа, походы в космос, новые вселенные…

Голос Верочки заставил вздрогнуть.

— Аппарат достиг точки сингулярности! Внимание! Отсчет пошел!..

За окном рассвет. Его встречают все те же люди на площади, выходят из палаток, начинают поднимать плакаты. Кто-то согревается водкой, кто-то хрипло пробует кричать: «Нет! Протестуем!»

Они еще ничего не знают ни о том, что спецназ прибудет через час и от демонстрации не останется даже флажков; ни о том, что опыт удался… не знают даже о том, что мир теперь изменится, как и было предопределено. Не может он все время быть в стазе гусеницы, а люди в звериных шкурах, пусть и от Армани…

Я стоял у окна. Голова болела так, что, казалось, еще чуть-чуть, и череп взорвется. Неслышно подошла Верочка, набросила на мое обнаженное тело одеяло, стараясь не оборвать провода на хребте. Сейчас аппаратура пристально следила за всем, что со мной происходит.

Верочка искательно заглянула мне в лицо, приоткрыла рот. Я увидел, как вздрагивают тончайшие мышцы у ее рта, как складываются в буквы губы. Еще за полсекунды до первого звука я уже ответил:

— Спасибо, ничего не хочу.

Девушка распахнула глаза в удивлении, но смолчала, а я отвернулся к окну.

— Это настоящий апокалипсис… — потрясенно прошептал я, шаря взглядом по площади.

Ищенко взглянул из-за стола непонимающе, тайком подал знак Верочке. Боковым зрением я видел, как девушка тут же бросилась к экрану компа, пробежалась пальцами по клаве. По отражению в стеклах ее очков я понял, что сейчас смотрит на медицинские показатели. Смешно. Никакие тесты не смогут показать адекватность не зашоренного безумием обывателя сознания. Все уже давно привыкли к тому, что индекс животного, безропотной обезьяны — показатель среднестатистичности. Показатель нормального человека. А нормальный человек тот, кто думает о гениталиях, о желудке, о теплой пещере. Как прямо пропорциональное следствие этих критериев — деньги. Нормальные, как игрушечный паровозик, ездят по замкнутому кругу, да еще и вопят от восторга! Вскормили — нажрался — испытал оргазм — родил — накормил — в ящик.