— Уверяю вас, в моей жизни случались и худшие моменты.

— К сожалению, жизнь вас ничему не научила.

— Почему же?

— Сидите себе и гадаете на кофейной гуще, кто убил бедного Квасковяка. Или вы надеетесь, что все сами будут приходить к вам, чтобы поделиться своими наблюдениями и сомнениями, а также подозрениями в связи с убийством? Ничего не выйдет. Они вам улыбаются, пожимают руку, случится, пригласят сыграть в бридж или на рюмку водки, но не больше. Вы для них если не враг, то чужой, который только и делает, что шпионит за ними. Они вас никогда не признают своим, разве что через много лет. А пока что вся Подлешная гудит от разговоров, вы же со своей милицией ничего не знаете. Вот какой вы Шерлок Холмс!

— Что случилось?

— Спросите у своих приятелей. О, пришел инженер Белковский, мне надо с ним поговорить. До свидания. Очень приятно было с вами поболтать. — Нелисецкая встала и отошла с довольным видом. «Блефует баба», — решил майор и заговорил с магистром Хрустиском, заведующим местной аптекой, в этот момент зашедшим в кафе. Провизор был человеком разговорчивым, в чем майор уже неоднократно убеждался, а как аптекарь, он знал множество сплетен.

Действительно, рот магистра не закрывался. Понизив голос до шепота, он сообщил собеседнику, что между хорошенькой официанткой и инженером Белковским произошел окончательный разрыв. Причина этого — сержант Михаляк. Он так заморочил голову бедной Эле, что дело, судя по всему, идет к свадьбе. Это вызвало всеобщее удивление: что за партия для красивой девушки стать женой сержанта милиции?! А ведь Белковский очень богатый человек. Это он одел Элю Дорецкую, не говоря уже о том, что купил ей кооперативную квартиру. Правда, он, Хрустиск, не осуждает девушку: сам двадцать семь лет назад женился на красивой бесприданнице и никогда об этом не жалел. Возможно, Эльжбетка поступила правильно, сменив богатого, но старого химика, на красивого мужчину в милицейском мундире.

— Всякое в жизни бывает, — поддакнул майор, чтобы что-нибудь сказать, — у каждого свои заботы.

— Вот именно, дорогой пан, вы это очень верно подметили. Такова, например, Мария Ковальская. Казалось бы, чего ей не хватает для счастья? Отличная вилла, денег хоть отбавляй. Правда, вдова, но ведь и развлечений ей хватает. — Аптекарь многозначительно подмигнул. — И столько хлопот с сынками…

— И в кого они только уродились? — подхватил Неваровный.

— Я тоже об этом думал. Пан Ковальский, мир праху его, был порядочным человеком, а сынки — настоящие лоботрясы. Недавно младший вытащил у матери из сумочки две тысячи злотых и истратил их на пластинки. Старшего снова выгоняют из школы. Уже из третьей или четвертой.

Подобным же способом аптекарь перебрал всех, сидевших в кафе. Но все эти сплетни были давно уже известны майору.

И все же в Подлешной должно было что-то произойти. Посетителей в кафе было значительно больше, чем обычно. За столиками все о чем-то перешептывались. Нелисецкая, наверное, была права: Неваровный выждал момент, когда она осталась за столиком одна, и подошел:

— Можно присесть?

— Не смею отказать. Слишком много глаз на нас смотрят.

— Вы меня действительно заинтриговали.

— Вы и вправду ничего не знаете?

— Даю слово.

— И не узнаете. — Нелисецкая насмешливо улыбнулась. — Ничего не случилось, просто я решила пошутить с начальником милиции.

— Прошу извинить. — Майор встал.

— Где же ваше чувство юмора? Выходите из кафе и подождите меня на станции. Встретимся там минут через десять. Хорошо бы я выглядела, пустись сейчас в разговоры с вами. И так уже на нас смотрят.

Неваровный вернулся за свой столик. Действительно, он заметил, что все наблюдали за его краткой беседой с заведующей магазином. Минут через десять майор демонстративно глянул на часы и попросил счет.

— Надо ехать в Варшаву, — объяснил он свой ранний уход.

Через четверть часа на станции появилась пани Ханна.

— Вы в Варшаву? — спросила она громко.

— Да. Дела.

Подошла электричка. Они сели в вагон.

— Вы меня проводите домой, — решила Нелисецкая, — а я по дороге расскажу, что знаю. Предупреждаю, что знаю я немного.

Через несколько минут поезд остановился на станции Восточная Подлешная. Оба вышли. Нелисецкая взяла майора под руку.

— Теперь, — усмехнулась она, — если нас кто-нибудь увидит, тут же распространится сплетня, что Нелисецкая завела себе нового любовника.

Они свернули в одну из улочек.

— В школе произошла какая-то жуткая история, — начала пани Ханна свой рассказ. — Моей дочери Магде пятнадцать лет. И я стараюсь строить наши с ней отношения на основе дружбы и взаимного доверия. Не как мать, а как старшая подруга. Магда ничего от меня не скрывает, но на этот раз подробности не знает и она. Сказала мне лишь, что в одиннадцатом классе ученица у доски потеряла сознание. Ей ничем не могли помочь. Пришлось вызывать «скорую помощь». Врач определил тяжелое отравление наркотиками и отвез девочку в психиатрическую лечебницу, где ее поместили в отделение для наркоманов и алкоголиков.

— Наркотики? — офицер милиции был искренне удивлен.

— Вас это удивляет? Еще в прошлом году у нас забрали на лечение трех молодых людей. Правда, они уже вышли из школьного возраста. Нюхали что-то одурманивающее. В Подлешной разразился скандал, но его быстро замяли. И теперь все стараются замолчать происшедшее.

— Уж я-то сумею развязать им языки.

— Вам это только кажется. Вы недооцениваете солидарность местного общества. В лучшем случае вам скажут: девочка отравилась по ошибке, приняв слишком большую дозу какого-нибудь лекарства. И все. О том, что произошло в действительности, все будут молчать, опасаясь скандала. Развязать им языки вы сможете, лишь добыв доказательства.