Манасыпов Дмитрий Юрьевич
Шрифт:
— Надо брать… — Сдобный посмотрел на меня.
Да надо, надо, как еще-то?
— Сколько у нее человек? — спросил Точинов.
— Ни одного. — Крюк хрустнул костяшками пальцев. — У нее только Измененные, их голов с двадцать осталось. Бойцы никакие, справимся.
— Это хорошо. — Точинов неожиданно улыбнулся.
Куда там, хорошо… двадцать голов. Охренеть не встать. Оно, конечно, очень круто, что так все сложилось, но! С нами есть Крюк, что дает нам охрененно большое преимущество, а вот сколько у нас бойцов на ногах? Сдобный, я, Скопа, Барин и Казак. Пять человек. Профессора мы оставим с Танатом и парнями здесь, в бункере. И то это я так думаю сейчас, когда все спокойно. А что будет утром, через пару часов, когда «серые» примчат сюда всем своим обезумевшим легионом и начнут нас отсюда выковыривать? Да уж, задача…
— Пикассо? — Танат посмотрел на меня.
— Что?
— С утра никого не будет, и днем тоже.
— Это еще почему? — удивился Сдобный, да и я тоже.
— Всплеск… — прогудел Крюк, подпирающий стену своей мощной спиной. — Там сейчас Всплеск, да такой, что раньше второй половины следующего дня не закончится.
Вот оно как, ну надо же. Неожиданно возникший Всплеск, которого нужно было ждать только через неделю, чудеса, да и только. Но удивляться опять почему-то не хотелось. Надоело уже это, вот по самое не хочу надоело. Одни какие-то самой судьбой подброшенные события, которые с самого начала похода подхватывают нас и крутят как соломинки в быстро бегущей воде. С какой стати Всплеск сейчас, кто бы мне объяснил?
Что это такое, спросите вы? Ну, как вам объяснить, что такое Всплеск? Это не то же самое, что было во время Волны, намного слабее, но от этого не лучше. Всплеск выбрасывает в Район свежую порцию того, что поддерживает жизнь в топтунах и заставляет Измененных быть такими, какие они есть. Я не знаю, додумались ли до этого всякие головастые умники вроде Точинова. Сдается, что давно уже дотумкали, и все понимают. А мы, обычные рейдеры, проверяли это просто и регулярно, самым что ни на есть жесточайшим способом. Берется одна отдельная особь обитателя эндемичной фауны Радостного, а лучше две или три. Запираются в клетки с толстенными прутьями после того, как берутся. Взять их куда как непросто, но что не сделаешь ради чистого научного эксперимента с садистским наклоном? Вот и я про то же: все, что нужно.
Так вот, берутся, значится, эти самые особи и сажаются туда, про что уже говорил. И наблюдаются вплоть до того момента, когда их звериная лютость и неуемные попытки сожрать металл ограждения прекращаются. Зверушки становятся вялыми и грустными. И есть с чего ведь. Ну а как не стать грустным церберу, к примеру, когда его замечательная шкурка начинает отслаиваться огромадными ошметками, воняя и истекая отвратного вида слизью? Потом у него медленно начинается апатия ко всему, включая сдохнувшие дополнительные головы, и через некоторое время подопытное существо счастливо испускает дух в клетке, отправляясь на наше кладбище домашних животных. Именно так и происходит с ними всеми, не исключая гуманоидных Измененных, волею судьбы таки прорвавшихся на Большую землю. Их, радующихся и пускающих довольные сопли и слюни в застенках «предварилок», вдруг начинает неотвратимо кондратить и трясти. Ну а потом все так же, как и у зверушек, даже похуже. Уж то, что страшнее, так точно.
Так что хорошо, господа рейдеры, когда Всплеск, тем более неожиданный и непонятно долгий и мощный, можно переждать в таком вот милом, сухом и теплом бункере, не опасаясь, что кто-то будет к вам ломиться.
— Так… — Сдобный задумался, покусывая нижнюю губу. — Так…
— Хорош такать, а? — Ну, а чего он из себя будильник изображает? — А как нам быть с Матреной, если там, снаружи, Всплеск?
Танат довольно кивнул, видимо ожидая этого вопроса. Да что ты, фу ты ну ты, экие мы серьезные, прям учитель на экзамене. В конце-то концов, кто здесь живет и все и про всех знает, я, что ли?
— А к Матрене можно пройти через ходы, которые прямо за той стеной. — Измененный хищно оскалился. Ох, и насолила она ему, видно, раз так-то вот ведет себя этот обычно спокойный и невозмутимый товарищ. — Крюк, сможешь провести?
— Конечно, — кивнул тот. — Бабка мне должна кое за кого, да серьезно должна, не по-детски. Ее сволочи Мирона убили…
Вот оно как, оказывается. Жаль, жаль, больше никак и не скажешь. Я же его даже и не знал почти. Да и познакомились мы весьма странно, а как еще назвать знакомство, при котором тебе под подбородок втыкают ствол «Бизона»? Но видел же, каждый раз встречаясь с Крюком, как ему дорог друг. Безногий калека с мужественным характером, которого ему приходилось таскать на собственном горбу, и бывший всегда с ним рядом. А как в байках говорили рейдеры, вместе они были с самой Волны, всегда рядом. В любой переделке, при любом, самом паршивом раскладе, они оказывались рядом, и Мирон не только прикрывал тыл голему. Нет, было видно, что дружба у них честная, основанная на том, что им пришлось перенести вместе. И теперь, как оказывается, его нет. И виноваты в этом головорезы, или, как их лучше назвать, — раздолбаи Бабки. Да, парни, это ж какими сказочными дурнями надо быть, чтобы додуматься убить друга Крюка? Не завидую я чего-то Матрене, если честно, совсем не завидую. И сдается мне, что план наш запросто может и удасться, если постараться в суматохе боя найти то, что нам так необходимо.
— Значит, так и поступим. — Сдобный чуть кивнул, соглашаясь, судя по всему, сам с собой. — Пойдем, как ребята встанут. Сейчас у нас сколько? Два часа уже… ага, пойду сам покемарю чуть. Пикассо, давай, поднимай всех около четырех, самое то, чтобы ублюдков раком поставить. С утренними и счастливыми снами, хех.
Это точно, самое время. Танат подошел к Крюку и начал объяснять ему дорогу по коридорам, которой нужно будет пройти. А я откинулся к стенке, прокручивая в голове, как надо будет действовать, и невольно возвращаясь к тому, что было, кажется, так недавно.
Сколько раз нас, совсем глупых и зеленых духов, учили — будь на посту бдителен, будь. Особенно под утро, особенно ближе к пяти часам, когда в сон клонит так, что просто невозможно удержаться. Что хочешь, то и делай, хоть прыгай, хоть отжимайся, если есть напарник, но только не спи, ни в коем случае не спи. Это ведь так просто услышать и так просто не понять…
И так и было тем ранним утром, когда кто-то заснул, и первый пост не успел ничего сделать, когда они были уже внутри кольца траншей. И спасибо тебе, медсестра наша Марина, вышедшая, по своему скотскому обыкновению, пописать прямо в ход сообщения. Да будут у тебя всегда здоровые внутренние органы, и пошли тебе Господь Бог хорошего мужа и много детишек за то, что ты так нехорошо себя вела, игнорируя обычный сортир. Ведь ты своим истошным воплем разбудила второй пост, где пулеметчик Мазай не стал думать — что и как. А просто полоснул перед собой из ПК, широким веером, не давая им пробраться дальше. Да, брат, ты остался там, прошитый насквозь очередями, но ты спас многих пацанов, которых дома ждали их мамки, спасибо тебе. И пусть земля будет тебе пухом.