Шрифт:
Предупреждали слова. Остерегали. Но… Чему быть, того не минуешь.
Саша повторяла трагические строки, оплакивая чужую судьбу.
Бедная Анна Андреевна! Как она сказала своей подруге Фаине Раневской, когда сына арестовали в третий раз:
– Фаина! Я родила этого мальчика для тюрьмы.
Что может чувствовать мать, осознавая такое!
Что чувствовали тогда все эти несчастные матери?
Стихи возникали и растворялись в берлинских балтийских ветрах.
И снова был покой и уют.
И ожидание нового счастья.
Что вы делаете, когда падаете?
1. Подстава
Саша никогда не просыпалась в ужасе. Утро – ее время. Так было с тех пор, как она помнила себя.
Уныние приползало с приходом тьмы. Свет всегда дарил любопытство, надежду, радость.
Ей всегда было жалко вечерних людей. Страшно им жить, должно быть.
Очень страшно.
В то утро она проснулась в шесть утра. От толчка в сердце. Все ее существо переполнял животный страх. Неописуемый и никогда ранее не испытанный.
Зародышек этого страха поселился перед самым сном. Из-за маленькой книжечки Даниила Хармса.
– Какое счастье, что мы живем не в то время! – подумала Саша. – Бедные люди. Бедный Хармс. Бедные все тогда. Хорошо, что сейчас не так. Нам, кто потом родился, жутко повезло.
Она потушила свет и заснула. Спал и знойный летний пышно-зеленый город Берлин за окнами.
В это время в Москве пытали ее детей.
Вот откуда возник этот животный ужас при пробуждении.
– Что случилось? – спросил муж, спросонок почувствовавший, что слишком уж рано даже для себя самой вскочила Саша с постели.
– Мне страшно! Мне очень страшно, – пожаловалась она.
– Поспи еще, – посоветовал муж, снова засыпая.
Саша ушла из спальни дожидаться семи часов. Потому что тогда в Москве будет девять. Вполне прилично звонить своим чадам с дежурным вопросом о «как делах». Вот ответят они: «Все в порядке, мам», – и ничего больше не надо. И можно идти досыпать.
А страх?
Ну, мало ли… Ну, возрастное. Ей по возрасту вполне положено депрессировать, тревожиться.
И что, что прежде этого не было? Вот – началось…
Время, судьба – неумолимые палачи. Или не палачи? Поводыри скорее. Не дают сбиться с положенной человеку дороги, ведут, как ни упирайся.
Времени прежней жизни оставалось Саше ровно три часа.
Дождавшись семи утра, она позвонила дочери на мобильный. Эля очень быстро отозвалась. Голос ее и не ее – неузнаваемый.
– Эленька, ты спишь?
Она кашлянула и новым чужим голосом ответила:
– Да, мам.
– У вас все в порядке?
– Позвони через три часа, – сказала дочка.
– Ну, спи тогда, – успокоилась Саша.
Элькины дети были на даче с няней. На работу дочке к двенадцати. Вполне можно поспать, раз выдалась такая возможность. А с другой стороны, ей же в паспортный стол бежать надо спозаранку: в последнее время – сплошное невезение – у нее из сумки вытаскивали кошельки. Два дня назад украли кошелек с деньгами, предназначенными няне за месяц работы, и с паспортом. Элька страшно сокрушалась из-за денег: ей не на что было жить с детьми, эта кража привела ее в отчаяние. Кроме того, украденным паспортом могли воспользоваться воры для оформления кредита, как это сейчас широко практикуется. Саша ей советовала немедленно заявить в милицию о краже. Она и заявила. Теперь паспорт надо было восстанавливать – тоже та еще морока. А без паспорта – как?
Ладно, пусть себе спит.
Сыновьям Саша звонить не стала. Знала, что Миша как раз ночью прилетел после концерта из Евпатории, значит, отсыпается. А Ромка наверняка едет на работу, незачем встревать со своими звонками просто ради собственного успокоения. Он за рулем.
Все, стало быть, в порядке.
И опять небывалое случилось с Сашей. Если она просыпалась по утрам, то радостно начинала функционировать до вечера. Прилечь не тянуло. А тут почему-то навалилась невыносимая усталость. Она легла и уснула, крепко-крепко. Ей снились яркие сюжетные сны, настоящее цветное кино. Там были невероятной красоты цветы, много солнца, зелени, ощущение счастья и покоя возникало от каждой детали.