– Всевышний велик...
– снова прошептал Сумама.

Небо из серого стремительно становилось сизо-голубым. Светлело.

Привставая, как мальчишка, в стременах, аль-Мамун тянул шею и пытался разглядеть происходившее на правом фланге. Любопытно, как себя вел карматский предводитель - его огромный шатер, более походивший на садовый павильон, отчетливо белел на дальних холмах. Белел даже сквозь пылищу.

Слева, перед сине-золотыми порядками кальб, клубилось и блестело - там шел вялый бой, не затронувший даже пехотный арьегард.

И вот справа свалка была нешуточной - и она все ширилась.

Начиналось все как писал в своем классическом трактате аль-Харис ибн Аби Раби: "Что есть бой? Сначала бой - это выпускание стрел. Затем - наставление копий и удары ими вправо и влево. Затем приходит черед мечей и ударов мечами. Вот и все, что нужно знать о бое".

А затем со стороны карматов загремели барабаны, их пехота разбежалась на две стороны. Тут бы и торжествовать победу - ан нет!

Построившись страшным клином, с сотрясающим землю грохотом пошла в атаку тяжелая конница - Красные. Алые знамена извивались в пыльном облаке, окутывавшем железную хорасанскую лаву. Куфанцы не дрогнули перед стальной рекой и встретили парсов как положено: преклонив колено и уперев в землю копья. А Элбег ибн Джарир ударил Красным во фланг.

Правое крыло войска мгновенно стало похоже на город под самумом, одновременно охваченный пожаром: крики и лязг железа достигали небес. Однако карматы превосходили ашшаритов числом, и пять тысяч тяжелой кавалерии аль-Хамра с тысячами и тысячами пехотинцев в двойных длинных кольчугах теснили куфанский джунд и конников Элбега.

Посмотрев на свалку у подножия холма, Тарик велел подвести коня и лично повел Движущуюся гвардию в бой. Зажатые между джунгарами Элбега и гвардейцами, парсы стали медленно отступать - аль-Мамун видел, как одно за другим падают их красные знамена вместе со знаменосцами.

Теперь узкие алые стяги маячили ближе к середине ложбины, где шел главный бой - похоже, парсов отогнали от истекающего кровью правого крыла войска верующих.

Вестовой в серой от пыли чалме протолкался к самому стремени халифа.

Посмотрев в перекошенное лицо, аль-Мамун сразу понял - беда.

– О мой повелитель! Наше левое крыло сокрушено! Бой идет у самого лагеря!

Абдаллах почувствовал, как шевелятся под чалмой волосы. В лагере?.. Нум и женщины находились как раз в лагере с левой стороны... За спиной взорвалась возмущенным парсийским стрекотом свита Тахира.

Халиф быстро поднял руку:

– Вестового к Тарику!

Почему-то на вестового он надеялся больше, чем на... тьфу... мысленную речь. Думать внутри головы: Тарик, вернись в ставку, нам нужно принять решение - и быстро, казалось ему идиотской... шалостью. И глупостью.

Конечно, в ответ аль-Мамун услышал лишь звон в собственных ушах. Оказывается, он их даже прикрыл ладонями. Тьфу, позор какой. Я как факир на рынке...

Положив руку на сердце, Абдаллах сделал несколько глубоких вздохов и выдохов.

Тахир подбежал под самое стремя:

– О мой халиф! Мои отряды стоят праздно! Дозволь мне пойти на выручку Хаджаджу ибн Умару!

Левым крылом командовал пожилой и опытный каид Абны - как у них получилось отступить, да не будет у них матери? Туда ведь поставили вдвое больше людей, чем на правый фланг: всех добровольцев, дейлемцев с ушрусанцами, да еще и Абну! Где же доблесть нашей хваленой пехоты?!..

– Поспешность - от шайтана, о Тахир, - пробормотал аль-Мамун, снова привставая на стременах.

Как будто в грохочущей пыльной туче он мог увидеть нерегиля.

Вдох-выдох. Вдох-выдох. Страх и волнение никакой пользы не приносят. Вдох-выдох. Сердце уже не колотилось, как пойманная ночная бабочка.

Где ж тебя носит, нерегильская сволочь...

И вдруг:

Я уже у подножия холма! Не надо орать на всю аль-Ахсу!

Руки непроизвольно дернули поводья, конь жалобно заржал и запрыгал, пытаясь встать в свечку.

– Б-балуй!
– на узде повисли гулямы.

Ффуууу...

Гвардейцы-фитьян расступались, давая дорогу трем одинаковым, серо-рыжим от пыли всадникам. На Тарике под панцирем надет был черный кафтан, но сейчас он стал серым. Нерегиля можно было узнать лишь по султану конских волос на шлеме - и по приметному золотому наноснику.

Закидывая назад головы, храпя и молотя копытами, лошади взбирались на крутой холм. Сиглави под Тариком казался серебряным от пота - так блестели мокрые бока.