Лишившись поддержки, Пэйтон едва не свалилась в фонтан. И пытаясь удержать равновесие, сильно ударилась голенью о мраморный бортик.

– Ай, – зашипела она сквозь зубы, почувствовав, как шероховатая поверхность бортика поранила кожу.

Нога заболела по-настоящему, но еще больше страданий вызвала гримаса ужаса, застывшая на лице Дрейка, она почувствовала себя так, словно кто-то внезапно вылил на нее ведро ледяной воды. Он больше не стоял спиной к луне, и она прекрасно видела выражение его лица. Его грудь вздымалась и опадала так же резко, как и ее, но он был бледен. Бледен, как мрамор, на котором они сидели. И это кое о чем говорило, поскольку обычно кожа Дрейка была загорелой дочерна.

Приподняв поврежденную ногу, Пэйтон помассировала место ушиба, нерешительно поглядывая на Дрейка. Совершенно очевидно, что она совершила какую-то ошибку. Вероятно, юным леди не положено шарить пальцами по передней части брюк джентльменов.

Черт возьми, она ведь знала об этом! Но ведь и он лапал ее зад! Разве это обязательно? И вообще, не она придумала всю эту затею с поцелуями.

Затея с поцелуями. Почему, ох, ну почему же он прекратил ее целовать? Это был самый великолепный момент за всю ее жизнь, а она разрушила его, прикоснувшись к Дрейку. Да что с ней такое? Однажды Мэй Линг сказала, что некоторым женщинам так сильно нравится заниматься любовью, что они хватаются за любую возможность. У Пэйтон никогда не было причин подозревать, что она относится к этой категории женщин. Но, кажется, сейчас все стало совершенно ясно. И это единственное объяснение ее поступку.

Черт побери. Это на многое проливало свет.

Обратив внимание на то, что Дрейк все еще разглядывает ее с безопасного расстояния в шесть футов, Пэйтон состроила неженственную гримасу и заявила:

– Полагаю, ты чувствуешь себя обязанным доложить о случившемся Россу. Но я была бы весьма признательна, если бы это осталось между нами. Мне и так уже стыдно, не хотелось бы выслушивать от него лекции.

Дрейк по-прежнему таращился на нее. Его дыхание было немного тяжелее ее. Широкие плечи практически ходили ходуном.

– Пэйтон, – с трудом смог выдавить он, но она его тут же перебила.

– О, понимаю. Ты, скорее всего, считаешь, что мне нужны наставления и все такое, но уверяю тебя, такого больше никогда не повторится, – сказала Пэйтон, чувствуя, что боль в голени становится терпимей. Она опустила ногу и продолжила: – Откровенно говоря, ты виноват точно так же, как и я. Ты все это начал. Я не уверена, что Росс придет в восторг, узнав, что ты засовывал свой язык в рот его сестры.

Говоря это, Пэйтон понимала, что это блеф. Расскажи она братьям о том, что сделал Дрейк, и они либо откажутся ей верить, либо обвинят только ее, указав, что она заслужила это, раз ночью вылезла в одной ночной рубашке из окна.

Но Дрейку знать об этом совсем не обязательно.

– Да что это с тобой? – спросила она, подняв руку, чтобы коснуться губ, которые все еще покалывало от его сокрушительных поцелуев. – Может, ты забыл, что утром у тебя должна состояться свадьба?

– Я помню, – внезапно он отвернулся и пошел прочь.

На мгновение Пэйтон решила, что зашла слишком далеко, переусердствовав в попытке скрыть собственное смущение от случившегося и разочарование оттого, что все закончилось. Она опустила голову, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы, которые она до сих пор ухитрялась сдерживать, изображая притворное возмущение. В это время Дрейк вернулся назад. Видимо, разволновавшись, он, как обычно, начал мерить шагами землю, а не сбежал, как она поначалу решила.

– Ты думаешь, я не знаю? – спросил он требовательным тоном, в котором сквозила ярость, испугавшая ее. Затем он поднял руку, запустил ее в свои длинные волосы и взъерошил их. – Думаешь, именно это то, что я… Прости меня, Пэйтон.

Это было не совсем то, что она ожидала услышать. Она ждала, что он закричит на нее. Ждала, что бросит ей в лицо обвинения. Она была готова к этому и заранее подобралась, готовясь к нападению.

Но он вернулся и попросил прощения. Не просто попросил, а взмолился тоном, наполненным таким отвращением к самому себе, с таким выражением лица… Господи, если бы она уже чуть не плакала до этого, то сейчас бы разрыдалась совершенно точно.

– То, что я совершил, – продолжил он, – непростительно.

Сейчас Коннор находился близко к ней. Пэйтон боялась смотреть ему в лицо, понимая, что если сделает это и увидит выражение его лица, то не сможет удержаться от рыданий. Поэтому она опустила голову и принялась изучать носки его туфель. Черных, начищенных до блеска и весьма дорогих. А почему бы и нет? Сейчас он был богатым человеком.

– Пэйтон, взгляни на меня.

Она молча замотала головой. Тем не менее, он продолжил:

– Этого никогда не должно было произойти. – Его голос был тверд. Он был зол, зол по-настоящему. – Случившееся – полностью моя вина. Я только могу попросить у тебя прощения и заверить, что это никогда и ни за что не повториться снова…

– Почему? – выдавила она полузадушенным голосом, хотя и понимала, что уже знает ответ. Он никогда не поцелует ее снова, потому что она – грешная и распутная девица. Мужчинам не нравятся девушки, идущие напролом, девушки, которые бегают за ними, а потом тянут руки к застежке их брюк. Она видела выражение лица Дрейка, когда коснулась его в том месте. Он не был особенно счастлив. Возможно, был удивлен, может, испытывал еще что-то, но она не могла определить что именно. Но, определенно, он не был счастлив.