После хиппи на ящики взгромоздился какой-то панк. Ведущий объявил его имя, сообщил название «произведения», авторов «текста» и «музыки». На сей раз сначала был «хуй», и только потом «еб твою мать». Мой татуированный сосед был чрезвычайно доволен «концертом». Он стучал кулаком по столу и дружески пихал меня локтем в ребра.

Не в силах это слушать, я встал и направился к выходу. У гардеробщицы, которая тихо что-то вязала, я спросил, всегда ли здесь так поют. Она только молча кивнула на плакат, висевший рядом с ржавым огнетушителем. Я прочел написанное от руки фломастером: «18 апреля 2011 года. 22.00. Фестиваль андеграунда» — и многообещающий анонс: «Наши песни — только о хороших сторонах жизни, то есть о водке и женщинах. Сергей Шнуров и группа «ЛЕНИНГРАД». Меня поразила изобретательность организаторов концерта, провозгласивших эту бессмыслицу андеграундом. Это все равно что назвать немецкие шлягеры постромантизмом, а польское диско поло явлением нью эйдж. С андеграундом это публичное изрыгание непристойностей связывало только то, что оно происходило в смердящем дешевым пивом и табачным дымом подвале. Я не знал ни Сергея Шнурова, ни группы «ЛЕНИНГРАД», и не понимал, как можно утверждать, что поешь о хороших сторонах жизни, если выражаешься о них такими словами. Женщину они именовали не иначе как «блядь», и речь шла не столько о женщине, сколько о трех отверстиях, куда можно тыкать пенисом, оставляя там сперму. Это было отвратительно.

На улице приятно освежал холодный ветер. В небольшом киоске на углу я купил две банки пива. Присел на цементную балюстраду, которая упиралась в ворота, ведущие во двор старого дома. Вскоре ко мне подошел очень худой человек в грязном тренировочном костюме, дыры в котором были заклеены клейкой лентой. На ногах у него были рваные кеды разного цвета. Он сел рядом, положил на землю огромный пластиковый мешок, наполненный пустыми бутылками и пивными банками, и молча ждал, поглядывая на банку, из которой я пил. Я протянул ему пачку сигарет. Он поблагодарил, но сигарету не взял. Я заговорил с ним. Его звали Василий. Он рассказал, что не курит, потому что «это дорого». Живет на улице, два года тому назад приехал из деревни под Красноярском после того, как сгорел его дом и на пожаре погибли родители. Он потерял не только их, но и все свое имущество. Сначала собирал бутылки и банки в Красноярске, но «здесь, в Москве, их гораздо больше». Он не может найти работу, потому что знает только крестьянский труд, а учиться не хочет, стыдится своего внешнего вида. Он ни к кому не имеет претензий, так как «российская глубинка, вдали от Москвы и Петербурга, всегда жила бедно. Почему теперь должно быть иначе? Это просто стало заметнее. Не каждому суждено стать Гагариным, который из колхоза попал в космос». Василий иногда подрабатывает садовником у новых русских, но в основном занимался сбором пустых бутылок и банок. У его крестницы через две недели день рождения. Он хочет купить ей в подарок новое платье. Ему не хватает «всего восьмидесяти бутылок». Я запихнул ему в пакет пустую банку и достал бумажник. Он отстранился, поспешно встал, подхватил мешок и сказал:

— Спасибо, не надо. Вы свои деньги заработали. Я не нищий. И никогда им не буду. Храни вас Господь.

Я добрался до гостиницы после полуночи. Долго ворочался, а когда уснул, несколько раз просыпался. Около трех ночи услышал шум мусороуборочной машины и улыбнулся. В Москве все как обычно. Начинался понедельник…

Она всю ночь пролежала на Дашином плече, дыша ровно и тихо, почти неслышно. Даша боялась пошевелиться, хотя рука совсем занемела.

Проснувшись, Анна улыбнулась.

— Как крепко я спала! Даже не снилось ничего, только свет, такой яркий и теплый!

Даша высвободила руку, потянулась, словно большая красивая кошка, и приподнялась на локте, обнажая полную грудь.

— Сегодня только суббота, — с легким сожалением сказала Анна. — До понедельника еще целая вечность… Как же я люблю понедельники! Каждый раз новая жизнь начинается. Ты об этом никогда не задумывалась? Мы решаем худеть непременно с понедельника, пытаемся что-то изменить, встаем уверенно в корек на дороге жизни.

— Куда встаем? — переспросила Даша.

— Это пробка по-польски. Правда красиво? Обязательно выучу польский.

— А когда приезжает Сергей? — спокойно спросила Даша.

— Сегодня вечером. Но знаешь, меня это не волнует. Даже он теперь не способен испортить мне настроение.

— Ну, тогда у нас еще есть время выпить кофе и поболтать, — улыбнулась Даша.

— Даша, — вдруг очень тихо сказала Анна, — Дашенька, как же я тебе благодарна! За все! За себя и за него! Ведь если бы не ты….

— Как его зовут? — поинтересовалась Даша.

— У него прекрасное имя. Музыкальное. Струна! Я никогда такого не слышала. И он любит музыку. Если бы ты только знала, как он меня слушал. Меня никто никогда так не слушал. А еще мы с ним дышим одинаково.

— Что ты имеешь в виду?

Даша прошла на кухню заварить кофе. У нее не было кофе-машины, зато была замечательная джезва на две чашки. Подарок Магды. Вещи часто напоминают нам о людях. И мы бережно храним и эти воспоминания, и предметы, с ними связанные, и свои эмоции тоже.

— Сейчас попробую объяснить, — Анна прошла за ней на кухню. — Тебе правда интересно?

— Конечно.

— Ты, наверное, ждешь чего-то поэтичного, но все просто. У нас с ним совпадает ритм дыхания… Как будто мы — один человек, понимаешь? Одно существо. Вдох-выдох… И снова! Помнишь легенду о существах, разделенных на мужчину и женщину? Вот мы с ним — такое существо… Ты меня понимаешь? У тебя такое было?

Даша разливала кофе в маленькие белые чашки. Густая светло-коричневая пенка выглядела очень красиво.

— Если честно, не знаю, что тебе сказать. Я не верю мужчинам. И свободным и несвободным. Несвободные мужчины — это большая проблема. С ними чувствуешь себя как на скользком льду. Идешь себе уверенно, и вдруг… Кости вроде целы, и даже пальто не испачкано. Но на душе холод страшный. И никто не виноват. Но свободные мужчины тоже способны разрушить твою жизнь. Они не любят тебя и не понимают, и при этом еще и не спешат уходить… Создают иллюзию. И тогда наступает разочарование. И очень трудно снова поверить в себя.