жит наверх, собой небрежно хороша.

2-й: откуда столь первый голос? звучит как

воздух в ноябре.

3-й: кругом огня былые звуки.

4-й: вы слышите, маркиза? я бы слышал, да

ведь нечего слышать.

маркиза: вот зеркало: меня притягивает мною,

какой-то истиной иною. люблю два ве

ка: XVII и XXXI-й.

4-й: мне нравятся века, Людовики и многое

другое. особенно семнадцатый Людовик

и XXXI-й.

маркиза: от фонарей и эшафотов

струится свет во все века. мне не

забыть такое фото: луна опять

без парика.

1-й: луна в объятьях старика.

2-й: толпа, узнав, что день без цвета, про

зрачно вымерла в тот

миг.

3-й: и все это длилось, и слов сменило ровно

столько

18

весь день молчал, вдруг ночь настала,

она была едва-едва. и мне казаться пе

рестало что нас не только и не два.

откуда-то вселенная взялась и стала

круглой становиться. ну — думаю — ко

нец! а он то есть я себе давал отвагу

сердцем и кулаком железным: стук!

она подумала что это варвар и даже

мысль от свечки отвела.

но было поздно страхи одевать в стек

лянные двойные подворотни. спешить на

помощь что ли? шпага всегда с собой со

мной двуногим. для шпор отдельный пе

реулок и даль отдельная для дел.

фонарь свой дол огрел и стал едва ве

черним, снимая изморозь с чугунного вче

ра.

а я то шел то становился пешим то вдруг

бежал, ногами ослеплен.

от быстрого времени лошадь устала и

дышит вперед.

кажется вовремя прибыл: на месте дуэли

уже сосна шаги отмерила грозою, и небо

к выстрелу готовилось шурша.

душа его здесь остановилась и тень от

дерева для встречи обрела.

обнялись простились и в хвойный восток

забрели.

тогда ночные секунданты поправив злые

аксельбанты как молодые адъютанты вес

лом на сушу налегли. их голос не едва

заморский, французский выветрив язык,

устал крича веслом поморским, как будто

выученный штык.

выстрел о даль зацепился западным эхом

уйдя.

а! фыркает лошадь-рассвет себя без сед

ла узнавая, и пепел копытом вонзая по