Ика еще показывал ему, где баки с горючим и с водой и где генератор, они спускались в машинное отделение, он полюбовался на черный, маслянисто поблескивающий корпус мотора, послушал, как ровно и прилежно вращается винт за кормой, но все это казалось ему уже второстепенными деталями, ему не терпелось приступить к деловому разговору.

А Ика чем дальше, тем любезнее обращался с Аркадием. Он уже не усмехался пренебрежительно на его вопросы, досадливое безразличие слетело с его лица. Он застопорил мотор, сбросил якорь, отвел Аркадия в кабину и усадил его на скамью, а сам сел напротив, отодвинув в сторону постельное белье и подушку.

— Так ты здесь и живешь? — спросил Аркадий, едва сдерживая восторг, смешанный с тревогой.

— На данный момент да. Плохо разве?

— Очень хорошо! — искренне согласился Аркадий.

— Антикварное судно, коллекционное, теперь таких нет. У меня жена уже в Америке, ждет меня не дождется, только потому и продаю. Кофе сделать?

Аркадия не интересовала ни Америка, ни жена Ики. И кофе ему был не нужен. Сердце и так колотилось как сумасшедшее.

Цена оказалась не такой непомерной, как боялся Аркадий, но все равно должна была съесть все их сбережения и даже больше. Первым его побуждением было, не торгуясь, согласиться, сойти на берег и выписать чек на всю сумму. Но он опомнился. Этого делать было никак нельзя. Деньги хранились в банке на общем счету, жена ведь просто убьет.

Убьет?

Ну, не с кулаками же полезет. Языком изгвоздит, подумаешь, дело привычное. Да хотя бы и с кулаками! Большая, а неповоротливая и драться не умеет. А он умеет, специально карате учился. И вообще, бесшабашно подумал Аркадий, плевать мне на нее! Жена вместе с пляжем уже уплывала назад, в прошлое, которое Аркадию стало безразлично.

Торг продолжался больше часа. Вспомнив выгоревшие буквы плаката “продается”, Аркадий запоздало сообразил выгоду своего положения, назвал свою цену и крепко уперся рогом. Ему пришлось дважды вылезать из кабины и с трепетом заносить ногу на веревочную лестницу, как бы намереваясь плыть обратно на берег. Оба раза Ика выскакивал в последнюю минуту и кричал: стой, давай поговорим.

Аркадий твердо решил быть порядочным человеком и половину общего счета не трогать. Остающаяся половина Ику категорически не устраивала. Тогда Аркадий упомянул автомобиль, назвал марку и год.

На обратном пути жена рассуждала что-то о гостинице, что он выбрал не лучшую, надо было другую, но Аркадий не слушал, занятый сложными финансовыми расчетами. За стоянку столько-то, за подключение к водопроводу и электричеству столько-то, и еще это нужно, и то, и учиться на права...

— Аркадий!

— А?

— Что, проявил самостоятельность?

— Чего?

—Пошатался где-то без меня? И так доволен, что ответить не можешь?

— А?.. Да, покатался.

— Какое еще покатался?

— На яхте...

— Меня не яхта интересует, я тебя спрашиваю, почему ты не...

— А меня интересует яхта. Я ее купил.

— Что купил? Совсем сдурел? Какая еще яхта?

— “Моя красавица”...

— Не подлизывайся, а отвечай на вопрос.

— Ответил.

— Аркадий, если так будешь продолжать, я вообще перестану с тобой разговаривать.

— Вот и ладненько. А я с тобой.

— Что-о?

— Разговаривать. И жить с тобой перестану.

— То есть как это?

— Да так. Разведусь.

— Здрасте. Это что еще за новости?

— Для тебя плохие. Для меня хорошие.

Чего только не наслушался Аркадий по дороге, а потом и дома. Днем он, отпросившись с работы, бегал по банкам, оформлял продажу машины, выяснял, как записываться на штурманские курсы и как разводиться.

По вечерам деваться было некуда, приходилось терпеть. Сперва шла сплошняком недоуменная ругань, потом издевки, потом вопросы, упреки, а там и слезы. Аркадий на вопросы отвечал коротко и по-деловому, на ругань и упреки — согласным гмыканьем. Думал о своем. И слезы его не разжалобили.

— Аркашенька, да что это ты?

— Не хочешь разводиться — можем так разойтись.

— Но зачем? Миленький мой, маленький, я же тебя люблю.