Посох в цвету: Собрание стихотворений
вернуться

Бородаевский Валериан Валерианович
Шрифт:

«О новом смертнике мы слышим каждый день…»

О новом смертнике мы слышим каждый день, И каждый день уму вопросы ставит. Уж смерти не страшит таинственная сень, И, мнится, правильно наш перевозчик правит. Бодрись, мой дух. Будь легок, как олень, Беги к тому, чье имя солнце славит. Пусть в шлаки темные тоску мою и лень Высокий Параклет в каленом горне плавит. О, други близкие, вы слышите ли гром, И гнева ярого вы видите ли чаши? Вопросы крайние поставлены ребром. Для истины сердца зажгло ли ваши? И мудрость вещую отвергнете ль теперь, Когда безумствует в своем бессилье зверь?

«Мои часы ведутся без ошибки…»

Мои часы ведутся без ошибки, Мой жребий вынут – я не тороплюсь. В перстах Твоих лозой хочу быть гибкой И слышу голос Твой: «Дерзай, не трусь». В саду любви благоухают липки. С цветка к цветку я, как пчела, несусь; Я верю, Ты простишь мои ошибки, Когда Тебе, Единому, молюсь. Ты без меня детей моих научишь Прекрасному, как ты учил меня… Быть может, ты темницей только шутишь, И я, бубенчиком моим звеня, Пасусь, как мул, в репьях и без поклажи, Беспечный мул, простой, ленивый даже.

«Ты пишешь и слезу роняешь на листок…»

Ты пишешь и слезу роняешь на листок. Зачем ты здесь? Бежал от пули и штыка. О хате и земле сожгла тебя тоска, И ты ушел в кусты и скрылся, как сверчок. Не вышло – не того… И строгий человек В разлатом галифе накрыл – и цап-царап! Теперь сиди и плачь… И слезы кап, кап, кап… Бумага смокла вся. Утешься: не навек. Плечами богатырь. Румян, как маков цвет, Стыдлив, как девушка… Ты – подлинно герой И вместе дезертир с поникшей головой. Как мне понять тебя? Поведай свой секрет? Устал от крови ты… Ты лил ее весь год. Сначала с радостью. Потом – потом привык. Но вот в печальный день вдруг поскользнулся штык, Ты потянул назад, назад, а не вперед. Ты не боялся, нет, но убивать устал. Душа остынула… Довольно, дайте срок… Теперь сиди в тюрьме, плененный голубок, И всё, и кончено… Письмо ты дописал?

«Жизнь сердца жаждет вечной перемены…»

Жизнь сердца жаждет вечной перемены; Я вновь пришел к тебе, мой мертвый дом. Вновь посмотрел извне на те же стены И видел часового под ружьем. Играет изморозь по стенам; воздух ясен – И пламенеет солнце на штыке. Вот я гляжу, спокоен и бесстрастен, А люди там – в уныньи и тоске. Вокруг тюрьмы блуждаю наудачу. И мнится мне, что тайну я открыл: Простор полей я чувствую иначе И белый снег по-новому мне мил.

УДАВЛЕННИК

М. Г. Рождественскому
Он с нами жил и ждал суда в смятеньи, А в сердце тьма вросла, как черный цвет. Нам слышались в ночи то стоны, то хрипенье Души растерзанной, не верящей в рассвет. Он ждал суда, но смерть впитал заране; В прощальный час дрожал, как зябкий лист, И бросился в петлю, избрав крючок в чулане, Толкнул ногой скамью, мотнулся и повис. А утром мы веревку разделили, Бранили глупого: куда, зачем спешил? А как и где его похоронили, Не знаю, не слыхал, и звать как — позабыл. Безумный ты, мудрец ли, я не знаю; Я знаю, ты ушел туда, где нас мудрей. Вслед за тобой душою я блуждаю Сквозь сумерки торжественных зыбей. От смерти в смерть уйти! Бежать от смерти лютой В объятья смерти нежной, как сестра. Приять венец, дарованный минутой, Услышать зов: «Приди. Я жду… Пора».

СНОВИДЦЫ

И. М. Персиц
Мы поутру в чека от таинства ночного Несем на братский суд видения и сны. Тот видел паровоз, а тот барана злого, Та – жутко-алый луч, а этот – сук сосны. И серый старичок, болезнью изнуренный, В провидцы чуткие внезапно обратясь, Толкует медленно: «К добру, когда зеленый». «Ждет оправдание». «Твоя к тебе придет». «Яйцо мерещилось как будто бы большое», – Продребезжал чуть слышный голосок. «Яйцо? К слезам всё круглое такое». «Хлеб видела? Дождешься, верь, дай срок». Мы здесь вповалку все… Но трепет жизни тайной Струится над челом измученных людей, И рок божественный, извечный, неслучайный Сердец касается крылом летучих фей.

БЛИЗКИМ

Ваш дом уютный на Веселой Я так любил… Он и теперь Манит меня в мой час тяжелый Прийти и постучаться в дверь. На этот стук Андрей ваш верный Свой лик святителя являл; Карат бросался, пес примерный, И, пристыженный, отступал. И я входил, и сладко было Пройти через Фемидин зал Туда, где Маша стол накрыла И ярко самовар сиял. Я заходил к вам за улыбкой, За словом дружеским, за тем, Чтобы развеять сумрак зыбкий Ненужных дум, померкших тем… Старик с горящими глазами Гремел перунами порой И вдохновенными словами Нас звал – подняться над собой. А вы, склонясь за самоваром, Грозу улыбкой победив, Нас приобщали к лучшим чарам, И знали мы, чем смертный жив. Вот деспот дома, крошка Лида, Мелькнет, как мышка, у стола, И дед забудет Аристида, И розой мама расцвела… …………………………………. Я сердце отдаю надежде, А рок насуплен и сердит. Издалека меня манит Ваш дом покинутый – как прежде.

НА СМЕРТЬ С.С.Р.

Ты умер как герой, и, верю, умер светел. Твой мощный дух умел благоговеть; На зов Отца ты, просияв, ответил И сбросил плоть, как порванную сеть. Ты был нам колокол, порою лишь будильник, И раздражал ленивых и слепых. Мы от тебя, как дети, уходили, Когда ты звал – и близких, и чужих; Ты звал нас всех к неугасимым светам, Ты крестоносцев видеть в нас хотел; Ты был пророком, мистом и поэтом, Томить сердца – тебе был дан удел. Тобою мир постигнут был глубоко, А сам ты был, как лев, неукротим. Теперь закрылось пламенное око. Дух отлетел… Склонимся перед ним.