Шрифт:
Ходж Кистлер сидел у моей постели, вытянув длинные ноги, сунув руки в карманы брюк. Он имел очень свирепый вид.
– Хелло!
– сказала я.
Он вскочил.
– Хелло! Смотрите-ка, кто тут вдруг снова ожил!
– Он низко склонился надо мной, сияя глазами.
– Что, собственно говоря, произошло?
– Если ты пообещаешь мне не падать сразу в обморок, я скажу тебе: понятия не имею!
– Разве вы его - или её - не поймали?
– Этот случай с тобой также загадочен, как и все остальное, происшедшее здесь за последнее время.
Вместе с силами ко мне вернулось и ехидство.
– Теперь лейтенант Штром может утверждать, что я умерла естественной смертью, случайно упав с постели.
За улыбкой Ходжа скрывались серьезность и ярость.
– Ты имеешь право высмеивать всех нас. Слышать больше не хочу о Штроме!
– Мне проломили череп?
– Тебе? Ну, что ты! Он же у тебя железобетонный!
– пошутил, рассмеявшись, Ходж.
– Почему же тогда я так отвратительно себя чувствую?
– От этой вони. Принюхайся-ка кругом.
Я послушно принюхалась.
– Странно - пахнет, как...
– Как эфир?
– Да. Именно так. Эфир!
– Но тот, кто совершил все это свинство, не ограничился одним эфиром он использовал также и нафталин. Поэтому ты так плохо себя чувствуешь.
Только теперь до меня дошло, что Ходж обращается ко мне на "ты". Как ни странно, я не имела ничего против, а сделала тоже самое.
– Ты можешь за меня больше не волноваться.
– Ах, малышка!
– он ласково похлопал меня по руке.
– Мне ужасно жалко тебя!
– Мне следовало принять твое приглашение, - проговорила я, слабо улыбнувшись.
– Пожалуйста, шутки в сторону!
– Ты ведь не оставишь здесь меня одну сегодня ночью?
– с ужасом спросила я.
– В этом ты можешь быть уверена. Я ведь и всю прошлую ночь тоже был здесь.
С этой успокаивающей мыслью я опять заснула. На этот раз глубоко и крепко. И проспала до следующего утра. Свет все ещё горел, хотя в комнату светило солнце. Ходж спал сном праведника, сидя в кресле у моей постели. Голова склонилась на сторону, руки свисали с подлокотников. Впервые с тех пор, как я его знала, он выглядел спокойно, почти по-детски.
Вдруг в холле послышались шаги. Я с трудом повернула голову в сторону двери. Мой приятель, тот худощавый полицейский, заглянул, приоткрыв дверь, посмотрел на меня с довольно глупым видом и снова удалился. Я попробовала осторожно поднять голову и заметила, к своей радости, что она не развалилась на части. Хотя было все ещё убийственно больно, но боль эта, однако, была уже более или менее терпимой. Я бесшумно перебралась на другой конец своего дивана, намереваясь встать с постели позади кресла, в котором спал Кистлер. Но он тут же проснулся.
– Хеда, что ты делаешь?
– Я голодна.
– Голодна?
– с ужасом спросил он.
– Да, а почему я не могла проголодаться?
– Ты не можешь быть голодной, - решил он.
– У тебя дурной желудок.
– Моему желудку совершенно все равно, дурной он, или нет. Во всяком случае, он пустой.
Он поднялся и потянулся.
– Есть только апельсиновый сок. Предписание врача. Вчера нельзя было ничего, сегодня - апельсиновый сок.
И больше я ничего не получила. Мы поспорили также и из=за того, что я собиралась встать с постели. Ходж позвонил доктору и, ворча, вернулся обратно.
– Доктор говорит, если у тебя такая лошадиная натура, что ты можешь встать, то, ради Бога, вставай. Но, если тебе станет плохо, ты должна немедленно снова лечь. А я не понимаю, почему тебе не плохо. Но у меня куча дел. И мне, собственно, нужно бы пойти на работу. Сегодня среда. Знаешь ли ты, что это значит? Среда! Я скажу этому полицейскому там, за дверью, чтобы он присмотрел за тобой.
Первым делом я выключила свет. Потом остановилась посреди своей спальни и огляделась по сторонам.
Кругом царил прямо-таки варварский беспорядок. По полу были разбросаны газеты, книги и журналы. Ящики буфета и комода были выдвинуты, вещи из них были выброшены и валялись на ковре. Даже тарелки и чашки были вынуты из посудного шкафа.
У меня закружилась голова. Что же все это должно означать?
Даже если люди, вернувшие меня к жизни, что-нибудь здесь искали, они не могли устроить такой беспорядок! Этот разгром носил печать злого умысла.
Я прошла в свою кухню. И здесь был страшный беспорядок. Ящики выдвинуты, все в них перевернуто. Я открыла чулан, где хранилась моя одежда - вся одежда валялась на полу. Мой чемодан был вскрыт, а его содержимое перерыто. Сама кухня имела ужасный вид. Но хуже всего выглядела комнатушка, занимаемая миссис Гэр. И тут меня осенило. Что же я за дура, однако!